ОСТРОВѢ ХОРТИЦА НА РѢКѢ ДНѢПРѢ.

(Изъ   п о ѣ з д к и   п о   з а іі оро жс к и м ъ   у р о ч ищ амъ).

 

„Грай, кобзарю! лый шинкарю!"

 Козаки гукали.

 Шинкарь знае — наливае

 И не схаменетця;

 Кобзарь вшкваривъ, а козаки,

 Ажъ Хортиця гнетця,

 Метелыци та гопака

 Гуртомъ оддирають1).

 

Въ исторіи южно-русскаго народа съ именемъ Хортицы соединены воспоминанія о первыхъ временахъ славнаго нѣкогда «Низоваго войска>. Здѣсь было первое укрѣпленное жилище запорожскихъ козаковь, или <Сѣчь>, и отсюда предпринимали они свои отважные походы противъ турокъ и татаръ.

            Островь Хортица—самый большой и самый величественный изъ оетрововъ Днѣпра на всемъ его протяженіи. Первыми свѣдѣніями объ этомъ островѣ мы обязаны греческому императору КонстантинуVІІ Багрянородному (905—959). У Константина Багрянороднаго Хортица именуется островомъ св. Григорія: «Прошедъ крарійскій перевозъ2 ), онн (руссы) причаливаютъ къ острову, который называется именемъ св. Григорія. На этомъ островѣ они соверпшотъ свои жертвоприношенія: тамъ стоитъ огромной величины дубъ. Они приносятъ въ жертвы живыхъ птицъ; также втыкають кругомъ стрѣлы, а другіе (кладутъ) куски хлѣба и мяса и что у кого есть, по своему обыкновенію. Тутъ-же бросаютъ жребій, убивать-ли птицъ и ѣсть, или оставлять въ живыхъ> '). Въ русскихъ лѣтописяхъ имя Хортицы («Хортичъ») впервые упоменается подъ 1103-мъ годомъ, когда великій князь Святополкъ Изяславичъ, въ союзѣ съ другими князьями, отправился походомъ противъ половцевъ: «И поидоша на конихъ и въ лодьяхъ, и придоша ниже порогъ и сташа въ протолчехъ и въ Хортичимъ островѣ»2 ). Изъ русскихъ-же лѣтописей узнаемъ, что на островѣ Хортицѣ съѣхались всѣ русскіе князья и ихъ пособники, когда въ 1224 году отправлялись на первую битву противъ татаръ. Островъ назывался тогда варяжскимъ. «Придоша къ рѣцѣ Днѣпру, ко острову варяжьскому. И пріѣха ту къ нимъ вся земля половецкая, и черьниговцемъ приѣхавшимъ и кияномъ и смолняномъ, и инѣмь странамъ; а галичане и волынци кийждо со своими князьми, а куряне и трубчане и путивлици и кийждо со своими князьями, придоша коньми, а выгонци галичъкыя придоша по Днѣпру и въидоша въ море; бѣ бо людей тысящи, и воидоша въ, Днѣпр,  и возведоша порогь, и сташа  у рѣки Хорхтицѣ на броду у дротолчи» 3). Эрихъ Лассота (1594 г.) о Хортицѣ говоритъ, что она лежитъ въ полу-милѣ отъ Кичкаса, прекрасна, высока и пріютна, въ длину имѣетъ двѣ мили и раздѣляетъ Дпѣпръ на двѣ равныя части 4). Бопланъ (1620—1637 г.)  называетъ Хортицу настоящимъ ея именемъ и говоритъ, что островъ очень високъ, почти со всѣхъ сторонъ окруженъ утесами; въ длину имѣетъ болѣе двухъ миль, а въ ширину около полумили, а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ и меньше того 5). Изъ «Исторіи» Мышецкаго  узнаемъ, что нѣкогда Хортица не была островомъ, а представляла лишь мысъ материка. «Сказываютъ, въ то время оный Хортицъ не былъ островъ, но соединенная степь, а ужъ потомъ отъ сильныхъ вешнихъ водъ въ иизкихъ мѣстахъ сильною водою прорыло и учинило Хортицкимъ островомъ»6). Въ книгѣ Большаго Чертежа (1552— 1600 гг.) Хортица именуется Хиртицей 7). Въ Путешественныхъ запискахъ  Зуева   (1781 и 1782 г.) Хортицомъ), въ атласѣ Днѣпра (1784   года)   Хитрицкимъ    островомъ,   принадлежащимъ   къ  дачѣ свѣтлѣйшаго князя   Потемкина 2),   у   Ригельмана   (1785—1786 г.) Хордецкимъ 3).   Объясненіе   самаго   названія острова   находимъ   у профессора Бруна.   «Хортецкимъ онъ (островъ) могъ быть потому, что русы  X вѣка имѣли обыкповеніе приносить   на немъ   жертвы своимъ   богамъ,   а подобными жертвами  могли   у   нихъ   служить, faute de mieux, молодыя собаки, которыхъ они легко могли назвать хортецами, т. е. именемъ, напоминающимъ   финское слово   hurtta, означающее волка и извѣстнаго вида собаку,   извѣсную   у эстовъ подъ названіе hurt, у латышей kurts, у литовцевъ kurtas,  у поляковъ chart, т. е. подъ именемъ нашихъ борзыхъ собакъ. Что эти именно собаки высоко цѣнились въ Россіи еще гораздо позже, это видио изъ описанія   Герборштейномъ охоты, въ которой   самъ онъ участвовалъ, въ присутствіи великаго князя Василія Іоанновича, mit reschen Hunden die sie Kurtzen nennen. По крайней  мѣрѣ  можно полагать, что австрійскій посланникъ (Герберштейнъ) подъ своимъ неразгаданнымъ словомъ Kurtzi   просто разумѣлъ хортовъ.» 4).

Таковы первыя свѣдѣнія объ островѣ Хортицѣ. Къ этому нужно прибавшъ лишь то, что въ нѣкоторыхъ спискахъсочиненія Багря-нороднаго «Объ управленіи имперіей (De adminisitrando imperio)» Хортица именуется островомъ не Григорія, а Георгія. Но это или простая замѣна слова, которая показана уже въ нашихъ лѣтописяхъ (Георгій, Гюрга, Гюргій, Григорій)5), или-же звуковое измѣненіе произшедшее по извѣстному закону перехода буквы х въ г (Хорт-иц+а =Хорд+иц+а=Хюрд++иц+а= Гюрди=Гюрги=Георги= Георгій).

Для изучающаго исторію запорожскаго козачества Хортицкій островъ важенъ тѣмъ, что на немъ была первая по времени запорожская сѣчь. Вирочемъ, нельзя ирц этомъ не сказать о тѣхъ лѣтоцисцахъ и изслѣдователяхъ, которые полагаютъ, что до того времени,

 

')  Путеш. записки Васплія Зуева. Спб. 1787 г., стр.  261.

г)   Русовъ. Русскіе тракты. Кіевъ, 1876 г., стр.  132.

3)  Лѣтоп. повѣств. о Малой Россіи. Москва, 1847 г., ч. I, стр. 20.

4)   ІІутевыя записки Эриха Лассоты. Одесса, 1873 г., стр. 85.

5)   Лѣт. по Ипат. С.-Пб., 1871 г., стр. 187, 205, 208 п др.

 

ОСТРОВЪ ХОРТИЦА НА РѢКѢ ДНѢПРѢ.

пока  запорожцы осѣлис  на  Хортицѣ, они имѣли будто-бы уже три сѣчи: въ Седневѣ, мѣстечкѣ, отстоявшемъ отъ города Черянгова на 30 верстъ, при р. Сновѣ, впадающей въ Десну, Каневѣ, теперь уѣздномъ городѣ кіевской губерніи, на правомъ бѣрегу Днѣпра, и Переволочнѣ, теперь мѣстечкѣ полтавской губерніи на .іѣвомъ берегу Даѣпра '). Но дротивъ такого утвержденія говоритъ, во первыхъ, самая этимологія слова <задорожецъ>. Запорѳжцами, запорожскими козаками, въ собственномъ смыслѣ, назывались только тѣ изъ днѣпровскихъ козаковъ, которые, оставивъ свою родину гдѣ нибудь въ Малороссіи, Литвѣ, Польшѣ или за предѣлами ихъ, селились, основывали себѣ жилища за порогами Днѣпра, начинавшимися, ровнымъ счетомъ, на восемь верстъ ниже бывшей у козаковъ деревни ІІоловицы, у насъ губорнскаго города Ккатеринослава. Вотъ какіе изъ дпѣпровскихъ козаковъ назывались и потому должны иазываться запорожскими козаками; тѣ-же изъ нихъ, которые жили выше дпѣпровскихъ пороговъ, въ такъ называемой Старой Малороссіи, въ теперешпихъ губерніяхъ: кіевской, черниговской и полтавской, тѣ возаки носили названіе черкасскихъ (отъ города Черкась, кіевской губерніи, бывшихъ одно время ядромъ этого козачества), малороссійскихъ, гетманскихъ, украинскихъ, городовыхъ, реестровыхъ или семейныхъ козаковъ. А какъ Седнево, Канеиъ и Переволочна находятся выше днѣпровскихъ пороговъ, то и считать ихъ запорожскимы сѣчами едва-ли возможно. Если-же пребываніе запорожскихъ козаковъ въ означенныхъ мѣстахъ и допускается, то это интересно скорѣе въ томъ отношеніи, что показываетъ намъ мѣсто возрожденія запорожскаго козачества: запорожцы не выходцы изъ Польши и не переселенцы изъ прикавказскихъ областей, какъ думали недавніе историки, а истые сыны Малороссіи, плоть отъ плоти и кость отъ костей ея. Впрочемъ, пребываніе запорожцевъ въ названныхъ мѣстахъ, хотя-бы то и не сѣчами, могло относится къ тому моменту ихъ историческаго бытія, когда они еще не обособлялисъ отъ малорусскихъ козаковъ и, живя въ Старой Малороссіи,

1) Мышецкій. Исторія о казакахъ запорожскихъ, 1852 г., Одесса, стр. 9. Ригельманъ. Лѣтопис. пов. о Малой Россіи. Мѳсква, 1847 г., стр. 2.- Бантышъ Каменскій Седнево совсѣмъ исключаетъ, полагая сѣчи въ Каневѣ, Черкасахъ и ІІереволочнѣ.—Исторія Малой Россіи, Москва,  1842 г., т. П. примѣчаніе 20.

составляли съ ними одно цѣлое. Но кромѣ этого   общаго   соображенія,   не   позволяющаго   назвать   Седнево, Каневъ и Переволочну запорожскими сѣчами, мы   не можемъ именовать ихъ такъ   еще и потому,   что   не имѣемъ   никакихъ  документалыныхъ   подтвержденій   о  пребываніи   въ   нихъ   запорожцев  сѣчами.   Документально   извѣстною,   и  то  лишь   въ  смыслѣ   временнаго укрѣпленія или замка, становится только Хортицкая сѣчь. Вотъ  что  говоритъ на этотъ  счетъ  лѣтописецъ:   «Того-жъ мѣсяца (сентября,   1557 года)   пріѣхалъ   (въ   Москву)  ко   царю   и   великому князю Івану Васильевичу (Грозному) всея Русиі отъ Вишневецкаго князя Дмитрія Івановича бити челомъ Михайло Есковичъ, что(бъ) его (т. е. князя Вишневецкаго) государь пожаловалъ и велѣлъ себѣ служить, а отъ короля изъ Литвы отъѣхалъ и па Дпѣпрѣ на Кортицкомъ острову городъ постановилъ противъ конскихъ водъ у крымскихъ кочевищь. И Царь и великиі князь послалъ къ Вишшневецкому дѣтеі боярскихъ Ондрѣя Щепотѣва да Нечая Ртищева, да того-жъ  Михаіла съ опасною грамотою   и  зъ жалованнемъ» ')Объ этомъ-же самомъ  «городкѣ»   на Днѣпрѣ говоритъ  и   посланникъ германскаго императора Рудольфа II, Эрихъ Лассота.    «Четвертаго іюля прошли мы мимо двухъ рѣчекъ, названныхъ Москов-ками и текущихъ въ Днѣпръ съ татарской стороны... Затѣмъ пристали къ берегу ниже,   близь лежащаго острова  Малой  Хортицы, гдѣ лѣтъ   тридцать   тому   назадъ   былъ построенъ замокъ Вишневецкимъ, разрушенный  потомъ турками а татарамя»2).   Съ свидѣтельствомъ Эриха Лассоты совпадаетъ и свидѣтельство Мартина. Бѣльскаго.   «Есть и другой островъ, близь того (Kochanie), называемый Хорчика (Сhоrczyka), на которомъ Вишневецкій предъ этимъ жилъ и татарамъ очень вредилъ (na wielkiey  рrzeczkodziе byl), такъ что они не смѣли черезъ него такъ часто къ намъ вторгаться; немного ниже его въ Днѣпръ впадаетъ р. Тисменица, 44 м. отъ Кіева»3).

 

') Русская лѣтопись по Никонов. спис. Спб., 1791 гадл, томъ VII, стр. 272 іі 273.

2) Лассота отправлень былъ къ запорожцамъ въ 1594 г. Мѣсто сѣчи онъ полагаеть на островѣ Малой Хорттцѣ, по теперешнему Канцерскомъ островѣ; время-же возникновенія ея опредѣляетъ, очевидно, приблизительно.—Путев. записки. Одесса, 1873 г., стр. 53.

3) Лербергъ, Изслѣдованіе къ объяснению древн. россійск. исторіи, стр. 278.

 

Вотъ этотъ-то городокъ или замокъ на Днѣпрѣ, на Хортицкомъ островѣ, и слѣдуетъ считать первою по вренени запорожскою сѣчью. «Онъ (т. е. островъ Хортица) высокъ, говоритъ одинъ изъ давнихъ русскихъ историковъ, берега его скалисты, неподверженъ наводненію и изобилуетъ дубовьмъ лѣсомъ. Имѣя всѣ удобности къ заселенію, сей прекрасный островъ оставался очень додго не-обитаемымъ; орды кочующихъ народовъ, которые съ незапамятныхъ временъ броднли здѣсь по обѣимъ сторонамъ рѣки, полагали непреоборимое препятствіе всякому прочному на ономъ заведенію. Въ началѣ токмо ХVІ ст., сколько намъ извѣстно, занятъ онъ запорожскими козаками и сдѣлался ихъ сборнымъ мѣстомъ для воспрещенія татарамъ переходить здѣсь»1), «На островѣ Хортицѣ, говоритъ другой, также очень давній историкъ, они (т. е. запорожскіе козаки) здѣлали себѣ укрѣпленное мѣсто, по ихъ Сѣчь называемое; но сіе мѣсто ихъ пребыванія иногда по обстоятельствамъ перемѣнилось» 2). Князь. Мышецкій считаетъ Хортицкую сѣчь также одною изъ древнѣйшихъ, хотя не первою по времени. «Противъ оныхъ трехъ рѣкъ Сухой, Великой и Нижней Хортицъ въ рѣкѣ Днѣпрѣ имѣется великій островъ, называемый Хортицъ, на которомъ издревле была запорожская Сѣчь» 3). «Чтобы имѣть базисъ для наступательныхъ дѣйствій противъ Крыма, а вмѣстѣ съ тѣмъ защиту отъ татаръ, замѣчаетъ въ своихъ лекціяхъ о козакахъ профессоръ Антоновичъ, Вишневецкій строилъ передовыя укрѣпленія, далеко выдвигая ихъ въ степь. Первое такое укрѣпленіе временно было построено имъ на нижнемъ теченіи Днѣпра, на островѣ Хортицѣ, немного ниже пороговъ. Устройство этого укрѣпленія относится къ четвертому десятилѣтію ХVІ вѣка. Въ началѣ это укрѣпленіе не имѣло постоянныхъ жителей, сюда вводился гарнизонъ, когда была необходимость, обыкновенно лѣтомъ, а на зиму удалялся» 3).

Кто-же былъ такъ часто называемый Димитрій Вишневецкій?— Димитрій  Ивановичъ   Вишвевецкій   происходилъ   изъ  волынскихъ князей   Гедиминовичей;  онъ   былъ   человѣкъ  

 

1) Zbior pisarzow polskich, Сzesc szosta. Тоm ХѴШ. Warszawa. 1832, 191 — 198.

2) Миллеръ. Истор. сочин о малоросс. нар. Москва, 1847 г., стр. 2.

3) Исторія о козакахъ запорожскихъ. Одесса. 1852 г., стр. 68 и 69.

4) Исторія малорусскаго козачества. Кіевъ. Читано въ 1882—83 акад. году.

православной вѣры, владѣлъ многими имѣніями въ кременецкомъ повѣтѣ, каковы: Подгайды,   Окимны,   Кушнинъ,   Лопушна   и   другія   и   имѣлъ   у себя трехъ   братьевъ:   Андрея,   Константина и Сигизмунда.   Имя князя Димитрія  Вишевецкаго,   въ началѣ   не  популярное,   становится извѣстнымъ   только   съ   1550   года,   когда   онъ   назпаченъ   былъ польскимъ   правительствомъ   на   должность   черкасскаго   и   каневскаго   старосты   (губернатора).   Но   должность   эту   Вишневецкій  несъ  лишь   до 1553 года,   когда   получивши   отказъ   отъ   короля Сигизмунда Августа въ какомъ-то пожалованіи,   по старому праву  добровольнаго   отъѣзда   служилыхъ   людей отъ короля,   ушелъ   на службу   къ   турецкому   султану.    Тогда   король,   обезпокоенный тѣмъ,   что турки   пріобрѣтутъ   въ   лицѣ  Вишневецкаго   отличнаго полководца, какимъ онъ дѣйствительно и былъ, теперь врага польскому престолу,   снова привлекъ князя   къ  себѣ,   давъ   ему опять тѣ-же Черкасы   и Кансвъ  въ улравленіе.   Но владѣя этими городами, князь хотя и доволенъ былъ королемъ,   но педовольнъ быль собственнымъ   положеніемъ:   душа   его    жаждала   битвъ,   опасностей войны.   И вотъ онъ приходить  къ такой мысли:   уничтожить крымскую орду и,   если возможно, завладѣть черноморскимъ побережьемъ.    Планъ   свой   Вишневецкій   старался   выполнить   послѣдователъно   съ   1556 года.   Въ   этомъ году   Вишневецкый,  вмѣстѣ съ русскими   козаками   дьяка  Ржевскаго,   запорожскими козаками атамановъ Млымскаго и Михайла Есковича и своими тремя стами  черкасско-каневскими, ходилъ противъ татаръ и турокъ подъ Исламъ-Кермень  и    Воломъ  Кермеиь  «и тутъ кони   н   многую  животину  отгонили»,   затѣмъ   добрался   до Очакова   « и   у Очакова   острогъ взяли, и турокъ и татаръ побили, и языки поимали. А какъ пошли прочь и за ними ходили саінчаки очаковскоі и тягинскоіи со многими людьми,   и дьякъ   на нихъ учинилъ   въ тростнику   у Днепра подсаду и побилъ исъ пищалеі многихъ людеі, и самъ отшелъ подъ Исламкирменъ, и тутъ пришелъ къ Исламкирмени царевичъ Колга крымскоі, а съ нимъ весь Крымъ и князи и мурзы; и дьякъ сталъ противу   его   на острову,   и бился   съ нимъ   исъ пищалеіи   шесть днеі,   да отогналъ   ночью дьякъ   у крымцовъ стада конные   да на островъ   къ себѣ перевозъ   и  по заднепрью по литовскоі   сторонѣ вверхъ пошелъ а разшелся съ царевичемъ дьякъ, далъ Богъ, здорово, а у царевича исъ пищалеі поранилъ п побилъ людеі многихъ»1).

Въ 1557 году, въ сентябрѣ мѣсяцѣ, Вишневецкій прислалъ къ Ивану Грозному Михаила Есковича съ выраженіемъ желанія поступить въ подданство къ московскому царю, на что и получилъ дозволеніе; съ тѣмъ вмѣстѣ Вишневецкій извѣщалъ царя объ устройствѣ «на Днеирѣ, на Кортицкомъ острову города» 2). Въ томъ-же году, 16 октября Вишневецкій чрезъ своихъ пословъ Андрея ІЦепотева, Нечая, Ртищева, князя Семена Жижемскаго да Михаила Есковича нзвѣіщалъ царя Ивана Грознаго, «что онъ (т. е. князь Вишневецкій) холопъ царя и великаго князя, й правду на томъ далъ, что ему ѣхати ко государю, а пошелъ воевати крымскихъ, улусовъ и подъ Исламъ-кирменъ, служачи царю и великому князю»3). Производя набѣги на татарскія области, князь Вишневецкій долженъ былъ наконецъ испытать тоже самое и отъ татаръ. Въ 1557 году, въ маѣ мѣсяцѣ Вишневецкій писалъ царю, что крымскій ханъ Девлетъ-Гирей съ сыномъ и со многими крымскими людьми приходітлъ подъ его городъ, что на Хортецкомъ островѣ («Гордецкоі островъ»), осаждалъ, его двадцать четыре дня; но Божіимъ милосердіемъ и именемъ и счастіемъ царя, государя и великаго князя, онъ, Вишневецкій, отбился отъ хана побивъ у него даже много лучшихъ людей, такъ что ханъ пошелъ отъ Вишневецкаго съ великимъ соромомъ и на столько обезсилѣлъ, что Вишневецкій отнялъ у крымцевъ многія нзъ ихъ кочевичъ4). Но уже въ 1558 году, въ октябрѣ мѣсяцѣ, ханъ снова подступилъ къ городу на Хортицѣ, причемъ онъ привелъ съ собою многихъ людей турецкаго султана («турекаго царя») и волошскаго господаря. Вишневецкій, какъ должно думать, долго отбивался, но наконецъ «зъ Днепра съ Хортицкаго острова пошелъ потому, что корму не стало у него и козаки отъ нег разошлися... И онъ кормомъ не  сѣлъ   въ,   городе,   а  пришелъ   за  Черкасы и Каневъ» 5).   Цярь понялъ положеніе Вишневецкаго и потому велѣлъ

1) Русская лѣтопись по Никонову списку. Спб. 1791 г., стр. 266.

2) Тамъ-же. стр. 272 и 273.

3) Тамъ-же,  стр. 274.

4) Тамъ-же, стр. 284.

5) Тамъ-же» стр. 292 и 293.

ему, осгавивъ Черкасы д Кавевъ, ѣхать въ Москву на службу. Въ ноябрѣ мѣсяцѣ того-жъ года Вишневецкій прибылъ въ Москву; здѣсь царь назначилъ ему жалованье, далъ въ отчину городъ Бѣлевъ со всѣми волостями и селами, «да въ иныхъ городахъ государь назначилъ князю подклѣтныя села и великими жалованы устроилъ»; князь-же за все это клялся животворящімъ крестомъ вѣрно служить царю на вѣки и добромъ платить его государству '). Въ томъ-же 1558 г., въ декабрѣ мѣсядѣ, царь Иванъ Грозный отпустилъ Вишневецкаго на крымскіе улусы, «да съ нимъ черкасскаго (черкесскаго) мурзу кабартинскаго Канклыча Канукова въ Кабарту въ черкасы (въ землю черкесовъ), а велѣлъ имъ собрався итти всѣмъ ко князю Дмитрею на пособъ, а отпущенъ въ черкасы на Казань да на Асторахань судномъ, изъ черкасъ имъ итти ратью мимо Азова; да со княземъ Дмитреемъ-же братъ отпустилъ... иныхъ атамановъ съ козаки да сотцкихъ съ стрельцы; а велѣлъ ему государь итти прямо, а опослѣ велѣлъ суды подѣлати и зъ запасы итти на Днепръ, и велѣлъ государь князю Дмитрею стояти на Днепре и беречи надъ крымскимъ царемъ, сколько ему Богь поможетъ»2).

Въ томъ-же 1558 году, мѣсяца мая, Вишневецкій доносиль уже и о самомъ результатѣ предпринятаго похода. Простоявъ подъ Перекопомъ и не встрѣтивъ ни одного врага—крымца, князь по-шелъ къ Днѣпру, къТаванской переправѣ, «которая находится на полтретьятцатъ верстъ ниже Исламъ-Кременя»; на перевозѣ онъ простоялъ еще три дня, а крымцы все не являлись къ нему, и это, говорили, оттого, что крымскій ханъ былъ въ осадѣ. Оть Таванской переправы Вишневецкій поднялся къ Хортицѣ (Ортинскій островъ) и здѣсь соединился съ дьякомъ Ржевскимъ; встрѣтивъ его выше пороговъ, велѣлъ оставить всѣ коши съ запасами здѣсь-же, на Интрскомъ (?) островѣ; а изъ дѣтей боярскихъ, которые изнурены были походомъ, отослалъ къ царю, оставивъ у себя только небольшое число боярскихъ дѣтей, козаковъ да стрѣльцовъ, съ которыми отправился лѣтовать въ Исламъ-Кремень; цѣль князя была— захватить Порекопъ и Козлецъ. Самъ-же ханъ крымскій, извѣщенный

 

1) Тамъ-же, стр. 295 и 296.

2) Тамъ-же, стр. 295 и 296.

 

о замыслахъ русскаго царя польскимъ королеыъ, снялъ всѣ свои улусы съ Днѣпра и переаесся за Перекопъ. Такимъ образомѣ ВцшневецкіЙ долженъ былъ цроводить время въ бездѣйствіи, и потому царь, отііравпвъ посла къ князю съ жалованьемъ, самому ему велѣлъ ѣхать въ Москву, оставивъ на Днѣпрѣ Швряя, Кобя-кова, дьяка Ржевскаго да Аыдрея ІДепотева и съ ннми немного дѣтей боярскихъ да стрѣльцовъ, да сь козаками Даиила Чулкова іі Юрія Булгакова>'). Это было въ 1558 году; но уже въ 1561 году Вишневецгсій снова оказывается на Днѣпрѣ и хлопочетъ о томъ, чтобы опять дередаться польскому королю. Что цобудило каязя къ этому, некавѣство; во всякомъ случаѣ, остановившись въ урочищѣ МоиастырішѵЬ, между островомъ Хрртнцей п городомъ Ч.еркасами, Бишпевецкій отправилъ къ королю готща съ просьбою. чтобьг овъ снова принялъ его къ себѣ па службу и выслалъ-бы, цо обыкно-венію а црежде всего, такъ называемын «гдейтовжый», т. е. охраи-ный листъ для свободиаго проѣзда изъ Монаетырища въ Краковъ. Король охотио принялъ князя, и въ 1563 году Вишневецкій считался уже ыа службѣ польскому ирестолу; расположепіе короля къ Виш-цевецкому выразилось между ирочимъ тѣиъ, что онъ прислалъ княвю своего медика для излѣчеиія болѣзыи, которою страдалъ князь еще въ юношескіе годы? отравлепный какимъ-то ядомъ. Впро-чемъ тотъ-же король ири случаѣ не преминулъ освѣдомиться у русскаго царя о ирачииѣ отъѣзда князя Вишневецкаго изъ Москвы, «Пришелъ оыъ, какъ собака и потекъ, какъ собака; а мнѣ, госу-дарю, и землѣ моей убытка никакого не иричинилъ», отвѣчалъ царь Иванъ Грозный королю Сигязмунду-Августу. Въ это время Вишневецкій сдѣлался па столько дряхлъ, что едва могъ садитьея иа коня; цо духъ героизма въ немъ не угасалъ. Такъ, находясь въ Краковѣ и подружившись тамъ съ нольскимъ магнатомъ Ляслшмъ, которнй владѣлъ ыолдавского крѣпостыо Хотинымъ и надѣялся и всю Молданію присоединить къ ІІольшѣ, Випшевецкій, подъ влі-яніемъ этого цоляка, задался мыслью добиться йолдавской короны. Оъ этою-то цѣлыо онъ н отнравлялся вт 1564 году въ Мо/ідавію; но этотъ походъ былъ послѣдаею лебединою нѣсиыо князя. Дѣло въ томъ,   что въ Молдавіи въ это самое   время   боролись два претендента за обладаніе престоломъ: господарь Яковъ Василидъ, ипаче Ираклидъ, и бояринъ Томлса, иначе Стефанъ IX. Томжа осаждал* Василида въ Сучавскомъ дворцѣ, когда яішлся дередовой отрлдъ Вишиевецкаго и дотребовалъ молдавской булавы для своего князя. Томжа новидимому охотно согласился на это притязаніе н лпчно пошелъ встрѣчать славпаго героя. Князь не ожидалъ гакоя сворой развязіш и съ небольшои дружиіюй дсинулся къ Сучавѣ, ио здѣсь внезапло былъ схваченъ стороввиками хитраго Томжн и илѣаенъ. Этого мало: плѣанаго киязя Томнга яередалъ туркамъ, злѣйшимъ врагамъ его; в тѣ рѣшили предать сго лгесточайшей казни: бросить живымъ съ высоеоЙ башни на одиыъ изъ желѣзныхгь тоеовъ (крюкъ), которые вдѣланы были въ стѣпу у морскаго залнва, ио дорогѣ отъ Коыстаытинодоля въ Галату. Кпязь былъ брошенъ, зацѣпидся ребромъ за крюкъ ж въ такоыъ ішдѣ впсѣлъ дѣсколько времени, остаоаясь живым^ ионося имя султана и хуля его мусульыаискую вѣру, пока не былъ убатъ турками, не стерпѣв-шами его злословій. Иародъ сохрацилъ въ своей памятн величе-схвенный образъ князя и воспѣлъ его трагнческую кончину въ готовой уже пѣснѣ о козакѣ Байдѣ. Пѣсня разсказываетъ, что Баііда па столько былъ славенъ, что самъ ханъ предлагалт. ему свою- дочь въ жены; но Байда на столыш-же былъ предажъ яраво-«лавяой вѣрѣ, что съ омерзѣніомъ отвергъ это предлоліеніе, глумясь аадъ всѣмъ, что было священно и просгому мослемину, и самому .хану, и рѣшнлся даже убить этого послѣдпяі-о. Жестокая казпь сіѣдовала уа этимъ глумленіем-ь. ІІольскій писатель Нѣсецкіи при-йасляетъ г), что у довѣшеішаго князя было вынуто нзъ груди сердце; лредавъ его огню, турки всыпали пепелъ его въ кружки съ виномъ и выпали, желая отъ этого заразиться тагшмъ-ліе мужеетвомъ, ка-киігь отлнчался во всю свою жвзнь князь Виіяневецкій.

 

Стишок

 

Такимъ образомъ Вишпевецкій не удержался на Хортицѣ гг оенованный инъ притонъ илн Сѣчь, для помѣщеыія на островѣ козаковъ, также руншлея: основавъ Сѣчь лъ 1557 году, киязь дол-женъ былъ оставить ее уже въ 3 558 годул Лропгло болѣе шести-десятп лѣтъ и Сѣчь на остроиѣ Хортицѣ снова возникаетъ, Теперь устройетво ея припадлежитъ гетману ыалороссійскнхъ и вмѣстѣ кошевому атаману запорожскихъ козаковъ Петру Коиашевичу-Са-гпйдачному. «Еакъ яоляіш шли воёною на Россіго въ 1630 году *), замѣчаетъ князь Мышедкій. тогда запорожскіе козаки были подъ Иольшекх, и одинъ запорожскій воинъ. ирозываемый Сагайдачный, на ономъ островѣ (Хортицѣ) построилъ фортецію; а по нхъ званіго окоаъ?*). «Бъ началѣ ХУІ ст.. сколько намъ извѣстпо, пигаетъ Лербергъ, занятъ опх (Хортицкій островъ) запарожскимй козакамв и сдѣлался ихъ сборнымъ пупктомъ»... Но заселеніе это продоллга-лось не долго, столько-же мало_, какъ и бывшее оъ 1620 году} въ которолъ сіи козагаі заложиди здѣеь крѣйость (сѢчу); поелику Бо-планъ, бывшій аа ѳстровѣ въ 1639 году, совѣтуетъ сдѣлать здѣсь ааселеаіе >3). «Островъ сей (Хпртицкій), пиіпетъ Устряловъ въ одаоыъ изъ прииѣчаній переводимаго имъ «Описанія Украйнм >, извѣстенъ у Константииа Багрянороднаго подъ именемъ острова св. Грпгорія. Тамъ древніе руссы, переплывъ благоиолучно пороги ш отразивъ непріятелей, приносили жертвы; тамъ въ началѣ XVI сто-лѣтія запорожцы имѣли Сѣчь свою, оставляли ее, въ 1620 году возобновили н вскорѣ вновь иокииули»*). «Хортнца, замѣчаетъ наконецъ Григорій Спасскій, одинъ изъ большихъ острововъ... ІІер-выыи поселеицами здѣсь были запорожскіе возаки... Въ началѣ ХУІІ ст. гетмапъ Сагаыдачішй приказалъ жвлища ихъ обвести земллпымъ окопоыъ и деревяшшмъ тыномъ или засѣкою, отъ чего, ыоя;етъ   быть.   получило   тогда  это  укрѣпленіе и вазваніе   Сѣчи,

) Мышецкііі впадаетъ въ небольшую поррѣшность: дѣдо было въ 1618 или 1620 г., но ни въ какомъ случаѣ ие въ 1630 г., такъ какъ Сагайдачннй умеръ уже въ 1622 году.

а) Исторія о іш. эаворож. Одесса, 1852 г.. стр. 68.

3) ИзслѣдоізапІе къ объяснспію древн. рос. исторін, стр-  278—279.

) Боплааъ.   «Оігасаніе Украйаы». Спб., 1832 г., стр, 150,  нримѣч. 97.

сохранишпесся и при   переходѣ   вапорожцсвъ на другія  мѣста, до самаго окончательнаго ихъ разсѣяпія»1).

Такова исторія острова Хортиды. Особеивое вгшмаиіе обратилъ я на пего во время своей ноѣздки по запорожскнмъ неиелйщамъ. Подыскавъ себѣ спутниковт. въ лидѣ двухъ стариковъ и учителя Трофима Евфимовпча Дегаки ближайшаго къ оетрову села Бозпе-сепки. я наиравился внизъ по Диѣпру и ітрибылъ прямо къ свверо-западному углу острова. Здѣсь Днѣпръ островомъ Хортицей дѣлится на два рукава: повый Днѣпръ и старый Днѣпръ. Новый Днѣпръ охватываетъ островъ съ сѣверо-востока и идотъ къ городу Адеіс-сандровску, старып Дыѣпръ, иеаче Рѣчиіцо, окаймляетъ островъ съ юго-запада и протекаетъ ио-надъ колоніями Верхнеіі Хортиди, Канцерошіи, Гозеыгардъ, Бурвальде и пшкпей Хортнцы. Мы ва-правились по старому Днѣиру, или Гѣчищу. Тотъ-чась ирц входѣ-ъъ Рѣчище, у лѣваго берега Хортиціл, я увидѣлъ небольшуго рау-іцелиеу и обратился къ одному йзъ евоихъ спутниковъ съ распро-сами о ней. Спутникъ отвѣчалъ, что это пещера заиорожская, что иазвапіе ея <3міева>, а пазывается она такъ отъ того, что въ ней воднлось нного змѣй.

Я полюбопытствовалъ спросить, пытался-.]н кто пролѣзть вь эту пеіцеру.

— А вже-жъ! отвѣчалъ мой спутникъ. Годъ свмьдесятъ тому назадъ, у цій псчери найшли жертку, довгу та товсту таку, а на ■;кертци десятокъ або два хамутивъ, зъ десятокъ недоуздкивъ,—усет кажуть, запорожське; такъ потрюхло все: якъ визьмешься, такъ воно й сыпетця; такъ усе и поопадало.

Я скомандовалъ подвернуть къ пещерѣ, и лодгса тотъ часъ-же яричалила къ берегу. Пеіцера оказалась въ гранитпомъ откосѣ лѣваго (оетровнаго) берега Рѣчища; она иа столысо возвышалась надъ уровнемъ воды, что безъ всішмогательныхъ средствъ къ ией не было никакой возможности докарабкаться. Тогда мы рѣпшли сдѣлать такъ! я должеаъ былъ стать обѣими ногами па пдечи дѣду и такимъ образомъ добраться до пещеры? самъ жо дѣдъ должешь былъ укрѣцить возлѣ берега весло и по немъ долѣзть до пеіцоры.

») Грітгорій Спасекій. Кннга глаголемая Вольшой Чертежъ. Моеква. 184С стр. 258,  прнм.  125.

Еъ яослѣдиему снособу прибѣгь п учитель Дешка. Скоро мы взлѣ-али, зажгѵш свѣчу и пашимъ взорамъ представилось доіюльно про-сторное углубленіе на подобіе корридора. Прнвыкши къ точпости, ,я тотъ-часъ   же прибѣгъ  къ   ішмѣреиіго:   пещера  оказалась   высоты двѣ сазкеіш, дяинн   болыпе трехъ, ііолъ каменныіЗ, но засьшаншый нѳскомъ, ио-верхъ котораго набросаны были колюки «якирьци>; въ вещерѣ было миожество  комаровъ  н мошев-ь.   Въ   самомъ  концѣ ея зіяла яма, ызъ ямы л;е выдава.тись острые кампи. Мы рѣшились спуетиться и въ яму; нспытакь,  что  въ   саиогахъ,   но скольсзішмъ каянямъ да.іеко неудобно лазнть,   мы свяли сааоги и ыачали сну-скать одинъ другаго, при помоіци веревки, въ яму. Яма оказалась глубокая, кт,  югу   нѣскаіько   у.т;линенная и засыиаітпая  много пе-скомъ;   ісромѣ птичьихъ гяѣздъ да тѣхъ-же колюкъ—«якирьцивъ > въ ней ничего не овазалось; говорятъ, вирочемъ, что въ отень не-даішее время пещера служила мѣстоирсбывапіемъ особеноо большой змѣи, ііо мы не видали ея и благополучыо вылѣзлп тъ ямг.г, оста-вивъ затѣмъ н самую пещеру. Спускаясь ниже по Рѣчяпцу, я по-ражался необыкповеыпою выоотой и скалистостыо его береговѣ; осо-беино величествепъ берегъ лѣвып;   оиъ,   какъ и правый,   состоитъ изъ дикаго гранита, мѣстами   спускающагося къ водѣ  громадными террасамы, мѣсгами вндѣляіоіцаго нзъ себя огромлѣйшіе, очень ос-трые отропт, мѣстами же представлягоідаго  какъ-бы сплошн-ую от-вѣсную стѣну, возвишающуюся надъ уровнемъ водъ до 30 сажеыь. Издали берега рѣки кажутся черными массивной величини стѣнами, каміш которой   какъ бы давятъ одинъ  другаго.   Ничего подобнаго во вею  свою  жйвнь  я   не  видывалъ.   Здѣсь Днѣцръ  кажется та-кииъ дивимъ,   гровнымъ,   а съ   тѣмъ   вмѣстѣ   величественпимъ и обаятельньшъ,   что невольно   прнковываетъ ваиманіе и взоръ чело-вѢка, вселяя въ него въ одыо время и страхъ къ себѣ, и какое то свящеішое благоговѣпіе... Но воть ыы стали огнбать сѣверный уголт» эстрова, особенво выдавшійся въ Днѣпръ. Я спросилъ моего спут-ника о иазваіііи этого мыса и онъ отвѣчалт.; < Свиняча голова >, пояс-иивъ прнтомъ, что и въ самомъ дѣлѣ мысъ иохожъ на голову свиньи. Мы миновали и  <Свинячу голову»,  спустились еще ниже.  Вездѣ 5ерега   скалисты  и высокв,   особенно-же лѣвый.   Спустились   сіце яиже; тутъ,   съ   правой стороны,   надъ самымъ берегомъ рѣки,   я ^вндѣдъ  залнізъ н у пего   пебольшое жилье.   Чичероне мой ваяѣ-

 

тилъ, что это <Царьска пристань>, но отъ чего такъ называется, отвѣта дать не могъ. И пе мудрено. Дѣло въ тоыъ, что наимеио-ваніе это идетъ, кагсъ кажется, съ доволъно давняго времени, и именно если не съ 1738 г., то еъ 1790 года. Вь 1738 году вдѣеь стоялъ царекій флотъ, «россіыская армія и флотилія, вышедъ изъ Очакова, мпого время стояла»1), а въ 1790 году здѣсь останавли-г.ались царскіе плоты съ разннмъ лѣсомъ, который русское нрави-тельство присылало пѣмцамъ-колонистамъ во время переселенія ихъ въ бывгаія запорожскія землв. «Настоящимъ кменемъ своимъ, го-воритъ Брунъ, эта мѣстность (Царская пристаяь) обязана, ісонечно. тому обстоятелйству. что именио тамъ была заложена адмираломъ Де-Рибасоыъ въ 1796 г. такъ нашваемая Екатериносла,вско~дпѣ-провская верфь, назначенная для содерж.апія судовъ, чтобы пере-возить соль изъ Крыма въ Одессу и Овидіополь»*). Такова причииа пазваізія пристани Царского. Что касается лшлья, расположеннаго иозлѣ пристанн, то это небольшой поселокъ или хуторъ, принад-лежавшій прежде еврею Оаксагаискому, а иотомъ перешедшіГі во владѣыіе двухъ нѣмцевъ, Роднера и Тиссеиа.

Отъ Царскоіі пристаип мы спустились ниже; берега рѣки постепенно опускалнсь: слѣва тянулся тотъ-же осхровъ, справа втла земля еолоніи Верхней Хортицы. Подвнгаясь еіде ниже, я увидѣлъ. съ лѣвой стороны, на берегу острова Хортицы, устье. Куцой балки. а съ правой, отъ ыатерика, .мьіеъ Рогозы. Здѣсь мы пристала къ берегу; я выпюлъ па материкъ п глазамъ моимъ представился цѣлый рядъ укрѣпленій. Укрѣпленія состоятъ изъ рвовъ, нѣкогда іѵіубокихъ, но теиерь на половину засыпанныхъ пескомъ, съ осу-пувцшмися, но когда-то также вулсокими валамп, расположеннымк звѣздообразно. въ водѣ ломапиыхъ линій. ІІройдя иредварятельно по всѣыъ укрѣпленіямъ, мы затѣмъ прибѣг.іи къ промѣру ихъ: оіьазалось^, что весь і;.руг'ь укрѣпленіы состоитъ изъ пятнад-цати канавъ и равияется тремъ стамъ иятидесяти пяти салгенямъ, иричемъ первая каиава (егли стать лицомъ къ западу и взять иравую сторону угсрѣиленія) раішяеті^я сорока пяти саж,енямъ; вто-рая   іілтоадцатц,   третья   девяти?   четвертая   сорока^,   пятая   двѣ-

*) МышецкІй, Исторія о ка^. заішрод;,. Одееса, 1352 г., стр. 68. я) Бруаъ, Черноморье, т. II. стр. Збп.

падцатэ, шестдя десяти, седьмая двадцати, осьмая семи, девя-тая семнадцати, десятая и одинадцатая четнрпадцати, двѣнадцатая шсьмидесяти шести, тринадцатая пятидесяти четыремъ, чстырнад-датая пяти и иаконецъ иатпадцатая двадцати саженямъ. Въ средипѣ уврѣпленія имѣготъ множество ямокъ, а по угламъ ихъ—квадрат-ныя батареи, изъ которыхъ каждая сторона имѣетз шесть саженеГг ддины и состоитъ изъ канавы съ валомъ къ одяу сажеяь шсоты. съ пропускомъ, съ востпчпой сторонн, для входа. Всо укрѣпленіе расподожено таісъ, что ковцы сѣверыой и южной линій его уиира-ются въ самуго рѣку, прояуская чрезъ середину дорогу, ведущую сперва на паромъ черезъ рѣку, а нотомъ на островъ Хортицу.

Ето-же сооружалъ эти укрѣплеаія?

Нрямаго отвѣта иа этотъ вопросъ пѣтъ; ыолшо думать лишь, что сооруженіе жхъ принадлежитъ тѣмъ лицамъ, съ именами ко-торыхъ связано и устростіш самой сѣчя на Хортидѣ;—это князь Д. II, Бипшевецкій и тешшъ Петръ Конашевичъ-Сагайдачниі. который евоимъ ямевемъ далъ назвавіе цѣлому урочищу на лѣвомъ берегу Днѣпра, яротивт. колоніи Кичкаса, меліду <Середней> ске-лей и «Попилищемъ >   Сагайдака*).

Мы оставили укрѣпленія и пустились опять внизъ по рѣкѣ, дер-ліась все того-же надравленія^ съ сѣвера ва западъ, Скоро мы ми-новали устье балкн Наумовой, пдущей съ остроііа къ лѣвоыу берегу рѣвнг, прошли мѣсто передравы (ЪтеЬегіаЬгі) черезъ рѣку съ материва на островъ2), оставили устье балки Громушипой, вдущей оть острова к.ъ рѣкѣ, и накопецъ очутились у неболынаго островка Канцеров-скаго. Островокъ паходнхся лочти у саиаго берега рѣки съ правой сіороны и отдѣляется отъ маторика небольшимъ ироливомъ ВырвоЙ; длипа Дпѣпра охъ сѣверо-восточпаго угла Хортицы ісъ острову Канцеровскому равняется двумі) съ половивой верстамъ. Островъ Кавцеровскій сущбствуетъ съ давшіго времени; онъ былъ извѣстенъ уже Эриху Лассотѣ, только додъ ныенемъ острова малой Хортиды. *Мы присталя, говоритъ Лассота, къ берегу (Днѣпра) ниже блнзъ

') -С«. также Сбор. юго-зап. отд. г. геогр. общ. Драгойавѳва. Мшгор. пред. и разсш., стр. 415. —Въ старпку по урочпщу Сіігаіідачноиу, по разшшнъ етарожядовъ, пролегалъ тяяхъ СагаГідакоіл», вѣтвь Муравскаго.

") На берегу островз усгроенъ для персвозчяка йеболыпой дояакъ.
лежащаго острова малой Хортицы... Близъ сего острова изливаются въ Днѣпръ съ русской стороны три рѣчки, которыя всѣ называются Хортицами, и названіе это онѢ передали обоимъ островамъ” [1]).

По разсказу старика Осипа Шута, Канцеровскій островъ былъ совсѣмъ   маленькій: «одна скеля, а на ній крипость.   По-за   нимъ видъ праваго берега (отъ материка) бувь тиховодъ и вода далеко вризувалась въ балочку. Въ цимъ тиховоди була пристань, куды: запорожци заводили свои байдаки; тутъ-же иноди стояли и царьски судна. Тутъ, якъ-бы ставъ копати землю, то ще й теперь найшовъ бы стари судна. Тамъ затоплени и царьски, и запорожьски. Ще й я зазнаю, якъ писля великои воды багато вымыло зъ-пидъ писку судивъ. А изъ самой воды, оце якъ хто пирне, то й вытягне або рушнию, або списъ, або яке зализо”[2]).

Чтобы составить себѣ представленіе объ общемъ видѣ острова, я рѣшилъ объѣхать сперва весь островъ кругомъ и затѣмъ уже дѣлать изслѣдованія на немъ самомъ. Мы скоро объѣхали островь и высадились на сѣверо-восточномъ углу его. Островъ оказался раздѣленнымъ на двѣ части: низменную, покрытую лѣсомь, на западѣ, и возвышенную, поросшую травой, на востокѣ. Всей земли подъ островомъ—двѣнадцать десятинъ и тысяча двѣсти квадратныхъ саженъ; западный и южный края острова отлоги, а восточный и уголъ сѣвернаго возвышенны, скалисты и совершенно отвѣсны; средняя высота ихъ отъ уровня водъ до семи саженъ. Возвышенная часть  острова имѣетъ укрѣпленія по сѣверной, южной и западной окраинамъ, состоящія изъ глубокихъ канавъ съ насыпными валами, отъ двухъ до трехъ саженъ высоты; въ общемъ видѣ укрѣпленія имѣютъ форму полу-круга или, точнѣе, подковы, сѣверная и южная стороны которой имѣютъ по сорока саженъ, а западная пятьдесятъ шесть, съ пропускомъ вь три сажени для въѣзда; внутри укрѣпленій находится до двадцати пяти глубокихъ ямокъ, по которымъ растутъ деревья.   Спрашивается: кто-же сооружалъ укрѣпленія здѣсь, на Малой Хортицѣ? Если укрѣпленія, сдѣланныя на материкѣ, возлѣ Царской пристани, могутъ быть приписываемы одинаково какъ князю  Димитрію Ивановичу Вишневецкому, такъ и гетману Петру Конашевичу-Сагайдачному, то тоже можно сказать и относительно укрѣпленій на островѣ Канцеровскомъ или Малой Хортицѣ. «Мы пристали, говоритъ Лассота, къ берегу ниже, близъ лежащаго острова Малой Хортицы, гдѣ лѣтъ тридцать тому назадъ былъ построенъ замокъ Вишневецкимъ, разрушенный потомъ турками и татарами. Здѣсь Лассота не говоритъ о Сагайдачномъ, но это потому, что Сагайдачный пребывалъ на островѣ позже Лассоты.

Но оставивъ и островъ Канцеровскій мы спустились еще ниже, держась все того-же направленія, съ севера на югъ. Предъ нами промелъкнули слѣва устья балокъ Каракайки Генеральской, Широкой н Корпѣйчихи; справа земли колоній: Канцеровки (Розенталь), Розенгардъ,  Бурвальдъ  и Нижней Хортицы, среди-же самой  рѣки мы оставили небольшой Корнетовъ островь. Чемъ дальше мы подвигались къ концу острова, тѣмъ большая замѣчалась   разница въ характерѣ мѣстности: русло рѣки, дотолѣ узкое, значительно   разширяется; берега ея, до этих поръ скалистые и возвышенные, становятся отлогими, потомъ низменными и наконецъ   переходятъ   въ такъ называемыя плавни, т. е. низменныя мѣста, покрытыя травой и поросшіа мягкой породы деревьями, какъ-то:  осокоремъ, красной лозой, ивами и другими.

Совсѣмъ стемнѣло, когда мы выбрались къ самой оконечноста южной частн Хортицы. Здѣсь мы пристали къ берегу и вышли на островъ. Оказалось, что южная часть острова шире сѣверной, но за то значительно ниже ея; она обилуетъ мпогнми озерами, покрыта высокой болотистой травой и разными деревьями, начиная отъ ивняка и кончая дубомъ. Въ общемъ это ни что иное, какъ очень большая плавня. Видъ отсюда на рѣку открывался величественнный. Долго я любовался имъ,  пока не приглашенъ былъ своими спутниками къ лодкѣ. Мы уселись и проплыли  въ Новый Дпѣпръ. Теперь путешествіе наше было затруднительно, такъ какъ намъ нужно было плыть противъ теченія.

— Примичайте, паничу: остривъ Просередъ, Капральскій ІІросередъ! сказалъ сопровождавшій меня старикъ.

Я осмотрѣлся и дѣйствителъно увидѣлъ небольшой островъ, наносный, песчаной формаціи, расцоложенный ближе къ острову, нежели къ материку; противъ, устья балки ІІроризной, идущей съ острова. Мы поднялись выше. Справа показалась Александровская пристань, слѣва высокій мысь.

—  Ото   вамъ   «Нижча голова», замѣтилъ дѣдъ и для ясности прибавилъ:

—  Отто-жъ була  вамъ  Высча, або Свиняча голова, видъ горы, а ця буде Низча голова, бо видъ низу.

—  Добре, диду! понимаю, отвѣчалъ я.

Мы поднялись еще выше, миновавъ съ лѣвой стороны на островѣ устья балокъ: Корніевой, Липовой, Костиной, Башмачки и Шапцевой, а съ правой на материкѣ деревню Слободку, село Вознесенку и среди рѣки островъ Разстебинъ.

Дѣдъ пояснилъ мнѣ, что это островъ недавній, что ниже его былъ другой островъ, называвшійся Дубовымъ, но что отъ него и слѣдовъ теперь не осталось.

—  Какъ-же такъ? съ недотмѣніемъ спросилъ я.

—  А такъ, вода пидмыла, отвѣчалъ дѣдъ; тутъ це не диковина: оце стоитъ скилько литъ остривъ, коли гляди и загувъ за водою.

На дубовимъ острови бувъ и лисъ, та ще великій, саме дубья, бувъ и шинокъ, и млинъ, такъ усе пишло за водою. Велику силу мае вода. Мабуть, годъ бильше десяти назадъ тому було. А великій остривъ бувъ: верстовъ зъ дви довжины.

Послѣ изъ плана, находящагося въ хортицкомъ волостномъ правленіи, я удостовѣрился,  что такой островъ дѣйствительно былъ и что на немъ значилось 64 дес. земли.

—  Вотъ ужъ гдѣ непримѣнимо понятіе о недвижимой собственности, подумалъ я.

Отъ Разстебина острова мы поднялись еще выше; скоро, вдоль лѣваго берега Днѣпра, на восточной окраинѣ острова Хортицы, мы увидѣли нѣсколько домиковъ нѣмцевъ-колонистовъ; они расположсны въ ложбинѣ, искусственно углубленной и довольно живописной; множество вѣтвистыхъ, густо насаженныхъ вербъ, росшихъ у самаго берега рѣки, не позволяло мнѣ ясно разсмотрѣть нѣмецкія обиталища. Мы поднимались выше и скоро миновали Мартынову скелю, или мысъ, устья Ганновской, Малой Вербовой и Большой Вербовой.

балокъ съ лѣвой стороны, на островѣ, Скотивскую, Великую скели или мысы и устье Блуквы балки, съ правой стороны, отъ материка, Но поднявшись еще немного вверхъ, мы добрались до мыса или скели Вошивой, сь лѣвой стороны, отъ острова.

—  Ото вамъ, говорилъ дѣдъ, скеля Мартынова, друга Скотивська, а третя Вошива.

На вопросъ мой о происхожденіи сказанныхъ названій дѣдъ пояснилъ:

—  Мартынова скеля видъ нимця Мартына: тутъ, противъ самои скели була у нёго хата; такъ-то спершъ усе казали: скеля проти Мартиновои   хаты», а потомъ уже прямо: «Мартинова   скеля*. А Скотивська, то ця вже видъ запорожця: Скотивець запорожець живъ коло неи. У нёго товару (рогатаго скота) була сила; якъ пригоне было ёго на водопой до Днипра, такъ Днипро ажъ стогне... Багатиня бувъ той Скотивець. Та довго, кажуть, и живъ винъ тутъ, уже якъ и  запорожцивъ порозгонили видциля, а винъ усе живе та живе соби. Усякаго було й прыйме до себе:  хто видкиль не визьметця, усе до нёго: винъ ёго сперше нагодуе, а потимъ й роботу найде. У слави великій бувъ Скотивець; отожъ одъ ёго и скеля Скотивською зветця, и балка Скотивська е.

—  А Вошива? спросилъ я наконецъ.

—  Тутъ, пробачайте, кажуть, запорожська голота нужу свою прудила, такъ одъ того й скелю  такъ назвали.

Поднявшись еще выше отъ Вошивой скели, мы увидѣли., съ лѣвой стороны отъ острова, устья балокъ Молодняги, Холодной, Совутиной съ мысомъ того-же имени, скалу Пристинь съ правой стороны, и добрались до острова Дубоваго. Относительно Совутиной балки и скалы дѣдъ далъ характерное объясненіе, указывающее на то, что здѣсь было жилище какого-то разбойника,

— Балакають, шо то видъ запорожця Совуты. Противъ скели, у бальци, е богато печерь; у тихъ печеряхъ винъ и живъ. Страшный, кажуть, бувъ Совута той: очи въ ёго таки, якъ у совы, що въ ночи лучче бачать, якъ у день; у день, кажуть, винъ и не выходивъ изъ своих печеръ,—тилько якъ   ничъ   настане,   такъ выскоче, ухопе, шо ёму треба, та впьять у свою нору и порина наче той звирь.

Добравшись отъ мыса Совуты до песчаной косы, у сѣверо-восточнаго угла острова, откуда мы и начали свой обходъ вокругъ, мы затѣмъ поворотили назадъ и пристали къ острову Дубовому. Любопытно было взглянуть на этотъ островъ. Островъ оказалея небольшой; длина его едва доходитъ до одной версты; онъ на половину каменистый, на половину песчаный; вершина его покрыта невысокими деревьями, осокорнякомъ и шелюгой. Недавно, говорятъ, здѣсь росли и дубы; до 1845 года на островѣ видны были остатки отъ нѣкогда существовавшихъ здѣсь укрѣпленій, смытыхъ потомъ сильнымъ вешнимъ разливомъ  рѣки.

Теперь объѣздъ острова конченъ, и я возвратился назадъ, приставъ къ берегу острова, противъ средины колоніи, несколько выше Мартыновой скели. Здѣсь я отпустилъ своихъ спутниковъ въ село Вознесенку, оставивъ при собѣ только учителя Трофима Евфимовича Дешку, и пѢшкомъ направился къ ближайшему на островѣ дому. То была школа, лучшее зданіе во всей колоніи; она стоитъ на возвышенности, обращеннаа параднымъ крыльцомъ на востокъ. къ рѣкѣ, и обсажена съ двухъ сторонъ, съ сѣвера и юга, высокими деревьями; къ ней вела широкая и довольно высокая лѣстница. Мы поднялись по лѣстиицѣ. Дверь оказалась запертой. Начали стучать. Долго простучали мы, пока наконецъ не услышали раздавшагося въ сѣняхъ скрипа отъ шаговъ чего - то, повидимому, очепь грузнаго. Шаги приближались къ намъ медленно. Наконецъ это что-то подошло къ двери и, не отворяя ее, окликнуло нась по нѣмецки. Послѣ нѣсколькихъ вопросовъ и отвѣтовь дверь отворилась, и на порогѢ показался мужчина нѣсколько ниже средняго роста, довольно полный, уже пожилой, съ кругльмъ, безъ бороды и усовъ, лицемъ, въ туфляхъ на ногахъ. Это былъ учитель колоніи, Якубъ Якобовичъ Куппъ. Я обратился къ нему съ просьбою пріютить меня на ночь; но нѣмецъ, подумавши немнѳго, почему-то отказалъ и предложилъ провести меня къ сосѣду его Петкау. Петкау даже не отперъ двери н не откликнулся, не смотря на нашъ стукъ. Что дѣлать? Идти еще къ кому нибудь или расположиться подъ открытымъ небомъ на холодной и сырой землѣ? Я склоненъ былъ на послѣднее.

—  Да вы зачѣмъ пріѣхали къ намъ на островъ? спросилъ меня Куппъ. Я объяснилъ ему цѣль моей поѣздки.   Куппъ задумался.

—  Ну, ужъ знаете, пойдемъ-те лучше ко мнѣ, сказалъ онъ наконецъ. Нечего и говорить, что   подобный оборотъ дѣла  обрадовалъ меня несказанно. Мы возвратились назадъ, дошли до школы, поднялись по деревянной лѣстницѣ, вошли въ широкія сѣни и наконецъ очутились въ просторной комнатѣ, Studirzimmer (кабипетѣ) Куппа. Обстановка оказалась простая, но она изобличала въ хо-зяинѣ присутствіе хорошаго вкуса; столъ, стулья, диванъ, гардеробъ все какъ-то пріятно поражало своей новизной и лоскомъ; вездѣ: замѣчалась безукоризненная чистота; полъ былъ вымытъ до удиви-ельной бѣлизны. Чувствуя усталость. я тотъ часъ-же усѣлся на диванъ за столомъ,

—  Не хотите-ли ѣсть? обратился ко мнѣ Купцъ.

—  Да хочу,   отвѣхилъ   я безъ церемоніи, потому что дѣйствительно хотѣлъ ѣсть.

—  Сію минуту   прикажу   подать вамь, торопливо проговорилъ хозяинъ.

И точно черезъ минуту на столъ подано было молоко, масло и хлѣбъ. Ужинъ окончился скоро, и я, не смотря на свое утомленіе, вышелъ съ хозяиномъ посидѣть па крыльцѣ.

Ночь была теплая и тихая; небо все залито звѣздами; взошедшій высоко мѣсяцъ обливалъ всю окрестность евоимъ мягкимъ свѣтомъ, передъ нашими глазами разливался Днѣпръ длинною, широкою полосою; онъ былъ совершенно: спокоенъ какъ-бы недвижам; отъ праваго берега его, покрытаго сплошною стѣной высокихъ зеленѣющихъ деревьевъ, вѣяло освѣжительной прохладой; отъ лѣваго берега его, совершенно обнаженнаго, усѣяннаго неимовѣрной величины скалами, то высоко вверхъ поднимающимися, то нависающими надъ водой или далеко выдающимися въ рѣку, вставали какія-то длинныя и причудливо-фантастическія тѣни, ложившіяся темными пятнами въ широкой рѣкѣ. Никого и ничего не видно, кромѣ большихъ лѣсныхъ плотовъ. которые длинною полосой протягивались вдоль лѣваго берега рѣки, остановленные на время ночи; только по плотамъ и то кое-гдѣ промелькнетъ темная фигура литвина, оставляющая отъ себя въ водѣ обликъ человѣка внизъ головою и еъ верху  ногалш;   только кое-гдЬ,   иа томъ-же   плоту,   всиыхнетъ

огонь на разложенныхъ кострахъ, погоритъ - погоритъ п опять затухнетъ... Повсюду тишина. Общее безмолвіе нарушается только отрывистыми звуками рѣчи да заунывной короткой пѣснъю какого нибудь парня изъ тѣхъ-же литвиновъ... Словомъ, то была картина широкая, величественыая, полная прелести и очарованія. Во всемь этомъ было что-то такое, что влекло къ себѣ и мою мысль и мое сердце...

Слѣдующимъ днемъ я поднялся съ восходомъ солнца и тот-часъ-же отправился на экскурсію. На этотъ разъ я доставилъ себѣ задачею осмотрѣть сѣверную часть острова, дѣлящагося по самой природѣ на сѣверную, средюю и южную части. Меня сопровождалъ Якубъ Якубовичъ Куппъ. Пройдя съ полъ-версты, половипу пространства, занимаемаго всей колоніей, отъ школы до дома колониста Давнда Яяцена, мы сразу выбрались на песчаную возвышенную мѣстность, черезъ которую пролегала широкая дорога. Быетро зашагали мы по дорогѣ: очень скоро миновали балки Малую Вербовую, Большую Вербовую; прошли еще съ версту и на конець увидѣли цѣлый рядъ укрѣпленій (Schanzengraben). Рѣшено было сперва пройти по всѣмъ укрѣпленіям'Ь чтобы составить себѣ общее представленіе объ нихъ, а потомъ уже прибѣгнуть къ измѣренію. Трудъ быль немалый. Дѣло въ томъ, что длина всѣхъ укрѣпленій, если растянуть ихъ вь одну прямую линію, простирается, какъ оказалось, болѣе; чѣмъ до двухъ съ половиною верстъ: до 1,455 саженъ. Общій видъ ихъ напоминаетъ форму неправильнаго квадрата, состоящаго изъ одинадцати батарей, соединенныхъ между собою тринадцатыо траншеями и расположеннаго какъ разъ въ сѣверо-восточномъ углу острова. Сами батареи представляютъ изъ себя неболъшіе квадрати, въ которыхъ каждая сторона состоитъ изъ высокой землянной стѣны, доходящей до десяти сажень, причемъ одна изъ сторонъ, обыкновенно сѣверная или западная имѣеть отверстіе, какъ видно, для входа; въ срединѣ батареи, внутри, выкопапы одна, двѣ, а иногда три и больше ямки, быть можетъ, имѣвшія значеніе землянокъ для помѣщенія въ нихъ войска. Всѣхъ такихъ батарей въ сѣверной части острова восемнадцать. Траншей представляютъ изъ себя большіе рвы съ насыпными при нихъ вы-сокими валами, соединяющими каждую нзъ батарей; найбольшая длина рвовъ—полтораста сажень,   найменьшая  восемьдесятъ пять; maximum  глубины   рвовъ два аршнна,   maximum   высоты   валовъ полторы сажени. Съ юга укрѣпленія начинаются  непосредственно отъ Днѣпра и идутъ по напгравленію отъ востока къ западу, отъ Вошивой скели къ парому; оии состоятъ изъ трехъ траншей, соединенныхъ между собою столькимъ-же числомъ батарей; изъ нихъ первая траншея   имѣетъ длнны сорокъ пять  саженей, а вторая и третья по сто пятнатцати . За третьей батареей линія траншей раздѣляется на двѣ, при чемъ первая идетъ къ юго-запу къ балкѣ Каракайкѣ, и состоитъ изъ трехъ батарей, связанныхъ тремя траншеями, одна во сто, другая въ семдесятъ и третья въ восемьдесятъ саженей длны, а вторая направляется къ сѣверо-западу,1 къ бадкѣ Громушиной, и состоитъ изъ двухѣ батарей съ одной траншеей, въ сто десять саженей длины. Но давъ отъ себя двѣпобочныя линіи, на сѣверо-востокъ и на юго-западъ, главная (восточная) линія даетъ еще и третью: прямо съ юга на сѣверъ; эта третья линія состоитъ изъ шести батарей, соединенныхъ между собою патью траншеями !), изъ коихъ три сохранились вполнѣ, а двѣ только отчасти; при чемъ первая и третья траншеи имѣютъ по сто пятидесяти саженей длины, четвертая ровно сто, пятая восемьдесять, шестая также сто *). Шестою батареей   эти укрѣпленія и оканчиваются. Отъ сѣвериой окраины острова, по направленію съ запада на востокъ,   укрѣпленій нѣтъ; они начинаются уже на другомъ, восточномъ, концѣ острова, по направленію съ сѣвера на югъ: здѣсь насыпаны четырс батареи, соединенныя столькимъ-же чісломъ траншей, по полтораста саженъ калждая. Восточная линіа укрѣпленій стоитъ особо отъ южной и западной, не соединяясь ни съ той, ни съ другой и прерываясь менѣе, чѣмъ на половинѣ всей восточной окраины острова.

Такова общая схема укрѣпленій въ сѣверо-восточиомъ углу острова. Къ укрѣпленіямъ-же надо причислить и тѣ многочисленныя глубокія ямы, которыя расположены частыо за чертой укрѣпленій, частыо-же внутри, и которыя служатъ лризнаками бывшихъ здѣсь нѣкогда землянокъ. Ямы, расположенныя за чертой укрѣпленій, тянутся по прямой линіи, съ сѣвера на югъ, вдоль батарей и рвовъ въ два ряда и большею частыо попарно, причемъ про-межутокъ между каждою парою равняется двумъ саженяъ, также какъ и самый діаметръ дространства. занимаемаго каждой изъ ямъ. Кромѣ ямъ, расположенныхъ нецосредствевно возлѣ батарей и траншей, есть ямы, которыя находятся въ болѣе отдаленныхъ мѣстахъ отъ укрѣпленій, у западной окраины острова; эти ямы слѣдуютъ въ безнорядкѣ одна за другой, но за то онѣ и глубже и шаре предшествующихъ. То-же самое можно сказать и относительно ямъ, расположенаыхъ внутрн укрѣпленій; число ихъ заходитъ за сто ;  ио всѣ олѣ расположены очень неправильио и въ однихъ мѣстахъ нисходятъ до глубины сажени и болѣе того, а въ другихъ значительпо менѣе этого. На сколько можыо судить по ямамъ, сѣверная часть острова населена была всего болѣе съ восточной и западной сторонъ и только отчасти съ южной, еѣверная-же сторона не носитъ на себѣ никакихъ слѣдовъ жилья. Видао также, что зёмлянки,

если только это были опѣ, располагались болѣе въ скрытыхъ мѣ-стахъ: балкахъ, углубленіяхъ, скалахъ, загроможденныхъ камнями и защищенныхъ деревьями; замѣтно также, что изъ двухъ населеннѣйшихъ сторонь, восточной и западной, послѣдняя имѣла больше жильевъ, нежели первая, такъ какъ и до сахъ поръ на западиой окраинѣ насчитывается 225 ямъ? кромѣ засыпанныхъ пескомъ, а на восточной  171.

Кто-же былъ виновникомъ сооруяженія оставшихся теперь на островѣ Хортицѣ укрѣпленій?

Можно думать, что починъ сооруженія пазванныхъ укрѣиленій нринадлежнтъ сперва князгю Дмитрію Ивановнчу Вишневецкому, какъ въ томъ убѣждаютъ насъ свидѣтельства лѣтописца [3]) и слова посланника Эриха Лассоты [4]). Но кромѣ Вашневецкаго, на островѣ Хортицѣ   дѣлали укрѣплепія еще Яиовъ Шахъ [5]),   затѣмъ гетманъ малорусскихъ козаковъ и кошевой атаманъ запорожскихъ, Петръ Канашевичъ-Сагайдачный въ 1618 и 1620 году) и русскія войска въ 1738 году. «Въ 1738 году на Хортицкомъ островѣ сдѣланъ отъ россіянъ великій ретраншементъ, со ыногими редутами и флешами, на которомъ россійская армія и флотилія, вышедъ изъ Очакова, долгое время стояла» [6]).

Кромѣ батарей, траншей и ямокъ въ той-же сѣверной части острова есть еще четыре кладбища, по преданію оставшіяся отъ времени пребыванія здѣсь запорожскихъ козаковъ. Одно изъ такихъ кладбищъ находится у восточнаго берега острова, надъ балкою Велика Молодняга, другое въ сѣверо - западномъ концѣ острова, надъ крутизной Рѣчище, третье и четвертое съ западной стороны, между Куцой балкой и переправой черезъ тоже Рѣчище на островъ.

Уже высоко поднялось солнце, когда мы оставили укрѣпленія а направились вдоль береговъ той-же сѣверной части. Но и берега пройдены; осталось сдѣлать нѣсколько экскурсій отъ береговь къ укрѣпленіямъ, въ разныхъ направленіяхъ. Окончено и это. Оказалось, что вся сѣверная часть острова довольно возвышенна, особенно въ сравненіи съ южной, камениста и малолѣсна; деревья растутъ здѣсь то въ одиночку, то кустами и большею частыо состоятъ изъ дикихъ грушъ, букса (Вuchs-Воum), черноклена, шелюги, боярышннка и рѣдко дуба. Есть впрочемъ цѣлыя аллеи такихъ деревъ; по онѣ растутъ лишь по канавамъ бывшйхъ укрѣпленій. Также мало здѣсь и травы; толъко восточная половина этой части острова покрыта чаберомъ, молочаемъ, царскимъ скипетромъ и зелеяымъ мхомъ; сѣверная-же, равно какъ западная и южная, представляютъ изъ себя почти голыя песчаныя пространства, лишь по мѣстамъ засаженныя красной лозой, называемой здѣсь шелюгой; таково, напримѣръ, болышое песчаное пространство за южной и западной чертами укрѣпленій. Но за то, сравнительно съ другими частями острова, сѣверная часть представляетъ изъ себя едва-ли не самое величественное мѣсто на всемъ Днѣпрѣ, кромѣ развѣ весьма немногихъ мѣстъ между порогами на островахъ. Если стать на восточной окраинѣ сѣверной часты острова  и взглянуть вверхъ

') См. выше указанія.

г) Мышецкій. Исг. о запорож;. коз. Одесса, 1852 г., стр. 68.

 

вдоль рѣки, то картина представится по истінѣ обворожительная. Вотъ прямо среди рѣки, невдалекѣ отъ береговъ острова, высятся массивныя скалы <Стовпы> и <Стоги>, а за ними выдвигатотся громадные выступы  Дурна > и < Середня»; еще далѣе, справа, виднѣются верхушки зеленѣющихъ деревьевъ, исполиновъ дубовъ,— то урочиіще Сагайдачное, а слѣва выплываеть, въ видѣ длинной ярко-зеленой ленты, колонія Кичкасъ. иначе Эйнлаге. Самый Днѣцръ имѣетъ здѣсь неизъяснмую прелесть: въ началѣ, освободившись. отъ пороговъ и вырвавшись изъ узкаго русла у Кичкаса, онъ со страптою силою ударяется о гранитные острова и мысы, и шумитъ и бурлитъ и высоко вздымастся, а затѣмъ, разлившись на множество струй, начинаеть мало-по-малу принимать спокойный видъ, дѣлается чистимъ,, какъ хрусталь, свѣтлымъ, точно золото и вмѣсто стона и рева издаетъ какой-то пріятный мелодичный звонъ. Но еще больше величія являетъ изъ себя Дпѣпръ, когда изойдешь на одинъ изь кургановъ острова и взглянешь на ближайшія окрестности. Языкъ нѣмѣеть отъ восторга, душа наполняется благоговѣ-віемъ къ Тому, Кто сложилъ природу въ такой прекрасный узоръ...

Осмотрѣвъ сѣверную часть острова, я рѣшилъ возвратиться на этотъ разъ въ колонію, тѣмъ болѣе, что и спутникъ мой Якубъ Якубовичъ Куппъ давно уже подавалъ намеки на эту мысль. Скоро мы вышли на открытую дорогу и зашагали.

—  А что,   Якубъ Якубовичъ,   давно-.ти поселились   ваши колоністы на Хортецѣ?

—  0, да! Еіце съ 1789 года.

—  То есть,   это,   стало быть,   черезъ   четырнадцать  лѣтъ послѣ паденія Запорожской Сѣчи.

—  Ну, ужъ этого я не знаю, знаю только 1789 годъ.

—  И много поселилось здѣсь вашихъ колонистовъ?

—  Восемнадцать хозяевъ.

—  Вы говорите хозяевъ: почему-же не дворовъ?

—  Да потому, что у насъ. счетъ ведется не по дворамъ, какъ у рускихъ;   а по хозяевамъ,   а  хозяевами   у   насъ   называются тѣ, которые имѣютъ,   кромѣ   домовъ а дворовъ, еще   и   землю;   земля самое главное   н безъ   нея хоть имѣй и домъ,   и дворъ,   и скотъ, а хозяиномъ не будешь считаться; «безземельные»—вотъ какъ у насъ такые называютея.

 

—  Такъ. Скажите-ае, пожалуйста, много-ли на вашемъ островѣ въ иастоящее время хозяевъ?

—  И прежде было восемнадцать, и теперь столько-же.

—  Какъ это такъ?

—  А вотъ такъ; у насъ пока живъ отецъ, онъ не дѣлитъ своей земли между сыновьями;   въ случаѣ-же его смерти,   вся земля поступаетъ старшему сыну, а остальные сыновья довольствуются деньгами, скотомъ и разнымъ движимымъ имуществомъ, которое оставилъ имъ отецъ. Бываетъ, что и эти сыновья получаютъ землю отъ отца, но такая земля пріобрѣтается самамъ отцом гдѣ ыибудь на сторонѣ.

—  А какъ обширна ваша колонія?

—  Вся площадь нашего острова, по плану, 2,547 десят. 325 саж., а линія, которою протянулись наши поселенія, равняется 870 саж.,, выходитъ почти двѣ версты; съ сѣвернаго конца крайній домь Давида Янцена, а съ южнаго Абрама Петкау.

—  А яе знаете-ли вы, чему равняется окружность острова?

—  Окружность   острова   равняется  двадцати   съ половиной   верстамъ,—такъ у насъ показано на планѣ; вндите-ли, въ длину каждая сторона острова имѣетъ по десяти верстъ, да въ ширину одна двѣ съ половиной, а  другая  двѣ, итого двадцать  четыре съ половиною версты.

 Здѣсь разговоръ нашъ прекратился: мы дошли до самой школы. Измѣреніе укрѣаленій и затѣмъ разговоръ во время пути заняла насъ такъ, что мы совсѣмъ позабыли о пищѣ; но теперь, когда вошли въ комнату, желудокъ сразу-же заявилъ о своихъ правахъ. Хозяйка не заставила себя долго ждать, и скоро на столѣ показа-лясь: ветчина, молоко, сыръ, хлѣбъ, супъ, жаркое и кофе. Изъ всего этого меня занялъ особенно супъ. Это такой сумбуръ, который могутъ выдумать только одни нѣмцы. Чего въ этомъ супѣ пе было? Молоко, мука, изюмъ, говядина, вода, вишни и еще что-то такое неуловимое—все это составляло супъ, или, лучше сказать, снадобье, котораго непривыкшему человѣку и въ ротъ нельзя быдо взять. Хозяивъ нѣмецъ уплеталъ его съ удивиіельнымъ аппетитомъ. а я только глядѣлъ на него.

—  Что-же вы не кушаете супу? спросилъ онъ меня.

—   Благодарю васъ; я какъ-то усталъ, отвѣчаль я, не желая ска-зать правду.

 

—  Вамъ вѣрно нашъ  супъ не нравится?  Вы благородный человѣкъ, замѣтиль хозяинъ.

Чтобы успокоить его, я занялся другими яствами, которыя болъше приходились мнѣ по вкусу; особенно вкуснымъ мнѣ показался кофе, Но обѣдъ оконченъ, въ комнату вошла хозяйка. Я началъ благодарить ее, но забывъ, что я нахожусь въ нѣмецкой колоніи, заговорилъ по русски; нѣмка смотрѣла на меня спокойно и ни словомъ, ни движеніемъ не отвѣчала мнѣ; оказалось, что она ни одного слова не знаетъ по русски, не смотра на то, что прожила ва островѣ уже чуть-ли не пятьдесятъ лѣтъ.

—  Ich danke sehr, madam поправился я тогда.

—  Ich bitte, Herr,  отвѣтила мнѣ хозяйка.

За обѣдомъ послѣдовалъ короткій отдыхъ и затѣмъ мы снова отправились осматриватъ островъ. Теперь мы избрали предметомъ своихъ изслѣдованій среднюю и южную его части. Пройдя нижнюю половину колоніи и подняввшсь вверхъ ми прежде всего наткнулись на огромный дубовнй пенъ, въ окружности до трехъ саженъ, остатокъ отъ громаднѣйшаго дуба, существовавшего нѣсколько сотъ лѣтъ, свидѣтеля паденія Зацорожской Сѣчи п поселенія здѣсь нѣмцевъ. Еще не такъ давно подъ тѣнистыми вѣтвями дуба часто вь лѣтнее жаркое время, послѣ полевыхъ трудовъ, отдыхали нѣмцы-колонисты. Но вотъ уже лѣтъ двѣнадцать тому назадъ дубъ засохъ, оставивъ отъ себя лишь одинъ толстый пень. Нѣмцы такъ дорожили дубомъ, что и теперь высказываютъ сожелѣніе объ утратѣ его. «Лѣтъ пять тому назадъ, пишетъ въ 1876 году г, Новицкій, на островѣ Хортицѣ засохъ свяіщенный дубъ—эта замѣчательная древность острова—прожившіи десяткн вѣковъ. Онъ былъ вѣтвист іі колоссальной толщины; стоялъ онъ въ ста пятидесяти саженяхъ отъ острово-хортицкой колоніи, на югъ., у самой дороги, направленной чрезъ островъ въ длину; въ настоящее время сохранился только пень дуба, по которому можно судить о его громадности... Преданіе говоритъ, что вѣковой дубъ былъ сборнымъ пунктомъ для запорожцевъ, гдѣ собиралась козацкая рада для обсужденія политическихъ и общественныхъ вопросовъ; подъ дубомъ когда-то .лились и запорожскія молитвы, когда козаки брались за оружіе противъ непріятеля. Въ 1775 году, <по зеленихъ святахъ>, запорожцы въ послѣдній разъ отдали честь священному дубу, роспили

несколько бочекъ горѣлки и въ послѣдпій разъ отплясали запорожскаго козачка; раздавались пѣсни, лились слезы, козаки прощались, расходясь во всѣ концы—<хто на Динъ, хто на тихій  Дунай, а хто до риднои осели доживать вику> ').

Посѣтовавъ у дубоваго пня о невозможности возвратить  прошедшего времени и воскресить умершихъ козаковъ, чтобы  заставить ихъ поразсказать объ ихъ-же собственной жизни, мы   поднались еще выше и здѣсь, взявъ немного влѣво, наткнулисъ,  какъ и въ сѣверной части острова на цѣлый рядъ укрѣпленій. Укрѣпленія находятся на югъ въ полуверстѣ отъ дома колоніста Абрама Петкау, н тянутся поперекъ острова, съ востока ка  западъ, отъ Новаго Днѣпра къ Старому или Рѣчищу, или по направленію оть с. Вознесенки къ колоніи Розенгардъ. Какъ на   сьверной части острова, такъ и здѣсь укрѣпленія состоятъ изъ батарей, соединенныхъ между собой траншеями; разница между тѣми и этнми  укрѣипленіями состоитъ лишь въ томъ, что здѣсь укрѣпленія вытянуты въ одну прямую линію и, стало быть, совсѣмъ не такъ сложны, какъ сѣверная. Всѣхъ   батарсй   здѣсь   четыре, траншей три.  Какъ   въ   сѣверной части острова, такъ и здѣсь батарея представляетъ изъ себя   правильный квадратъ, каждая сторона котораго равняется десяти саженямъ; трапшея-же представляется глубокимъ рвомъ,   который   связысаетъ батареи и по которому въ настоящее время растутъ разныя деревья. Изъ батарей первая сохранилась   найлучшимъ   образомъ; она имѣетъ входъ съ восточной сторони и въ самой срединѣ своей вмѣщаетъ яму,  имѣющую шесть футовъ глубины и заросшую  густымъ глотомъ; какъ и батарея, яма такж,е имѣетъ входъ, съ восточной сторони. Высота валовъ первой батареи не восходитъ   больше двухъ саженъ, глубина рвовъ больше полуторы саженъ. За первою батареей слѣдуетъ сперва четыреугольная яма, по величине меньше предшествующей, совсѢмь почти осунувшаяся и разбитая, а за ямой уже начинается траншея. Траншея тянется на протяженіи ста пятидесяти   саженъ, въ одиихъ мѣстахъ она совершенно разбита, въ другихъ сохранилась хорошо; но заросла   деревьями. За траншеей снова слѣдуетъ батарея, такой-же величины, какъ и первая, но

1)      Я. Новицкій, Островъ Хортица на Днѣпрѣ, «Одесскій Вѣстникъ.» 1876 г., .№ 55. стр. 2.

 

только нѣсколько ниже ея; она также имѣетъ съ востока входъ и въ серединѣ своей вмѣщаетъ двѣ ямы, въ полторы сажени въ окружности каждая; канавы и ямы заросли деревьями. За второй батареей слѣдуетъ вторая траншея, длиною въ сто саженъ, и больше, и лучше первой сохранившаяся и гуще заросшая деревьями. За второй траншеей слѣдуетъ третья батарея, такой-же величины, какъ и первая, но также осунувшаяся, какъ и вторая; въ ней три ямы, по величияѣ меньше предшесгвующихъ, со входомъ съ той-же стороны. Сь третьей батареей граничитъ; съ сѣверной стороны; балка Широкая (Rei Lecht). За третьей батареей идетъ третья траншея; она тянется сначала на сто саженъ, затѣмъ прерывается, но спустя 60 саженъ снова начинается и идетъ на пространствѣ также ста саженъ; при чемъ обѣ половины канавы, въ видѣ сплошной густой аллеи, заросли разными деревьями, преимущественно же грушама, берестомъ, чернокленомъ и глотомъ. За третьей траншеей слѣдуетъ четвертая и послѣдняя батарея; она также прекрасно сохранилась, какъ и первая, но вмѣщаетъ въ себѣ три ямы, изъ коихъ двѣ довольно большія и одна нѣсколько поменьше; какъ ямы, такъ п самые рвы батареи заросли деревьями, тѣми-же грушами, берестомь, глотомъ и др. Четвертою батареей укрѣпленія въ средней части острова и оканчиваются дальше, отъ батареи и до берега Стараго Днѣпра, или Рѣчища, укрѣпленій никакихъ нѣтъ: окраииы острова окаичиваются низкамъ спускомъ, переходящимъ потомъ въ самьш берегъ рѣки.

Осмотрѣвъ среднія укрѣпленія, мы направились затѣмъ вправо, къ сѣверу, имѣя цѣлью пройти балку Широкую и выбраться на засѣянныя поля. Балка оказалась дѣйствительно широкая изъ исѣхъ балокъ иа островѣ; въ устьѣ она покрыта прекраснымъ дубовымъ .іѣсомъ, между которымъ растетъ высокая трава. Увидя небольшои холмъ подъ вѣтвистымъ дубомъ, я уже готовъ былъ присѣсть на него, чтобы нѣсколько отдохнуть, но Якубъ Якубовичъ рѣшительно воспротивился этому.

—  Вы и не думаите здѣсь садиться.

—   Почему-же?

—  Да потому, что здѣсь водится много змѣй. Недавно показывалась здѣсь страшная амѣя,—саженъ до трехъ, говорятъ; она перепугала одного нашего кслониета, да вѣдь какъ? Несчастный лишился

было языка: недѣли двѣ не говорилъ; возили его и къ доктору, ничего не сдѣлалъ; потомъ уже само какъ-то прошло. Какъ онъ спасся отъ нея, Богъ его знаетъ. Колонисты не вѣрили ему, когда онъ разсказывалъ имь о видѣнномъ имъ страшилищѣ; но вотъ нѣсколіько мѣсяцевъ тому назадъ на ту-же змѣю наткнулся охотникъ съ двумя собаками; одна изъ собакъ бросилась было къ змѣѣ, но была тотъ-же часъ задушена ею; самъ охотникъ растерялся и поспѣшилъ уйти.

Наслушавшись такихъ страховъ отъ Якуба Якубовича, я также постарался поскорѣе выбраться изъ балки. Мы поднялись вверхъ и вышли на ровное, прекрасное поле, колосившееся въ ту пору высокой пшеницей. Здѣсь-же, среди поля, нашему взору представились шестнадцать кургановъ, краснорѣчиво называемыхъ на русскомъ югѣ могилами.

—  Не знаете-ли, Якубь Якубовнчъ, сиросилъ я моего  спутника, много-ли на вашемъ островѣ могилъ?

—  Всѣхъ могилъ на нашемъ островѣ пятьдесятъ семь, отвѣчалъ онъ;  но только  двѣ изъ нихъ особеыно большія,   остальныя-же   и меыьше и ниже этихъ двухъ; впрочемъ; прежде и меньшія могилы казались большими, а теперь онѣ какъ-то поосунулись; въ старину на нихъ стояли каменныя бабы, чего теперь и не увидишь;—порастаскали.   Въ 1882 году  одну изъ   большихъ   могилъ   раскапывалъ кіевскіе   ученый Беренштамъ; онъ нашелъ тамъ какія-то  металлическія стрѣлки, горшочекъ, гвозда и много кое-чего другаго. Миновавъ могилы, мы прошли вершину Ганновской  балки   и добрались до кладбища (Kirchhof); гдѣ колонисты догребаютъ своихъ покойниковъ. Солнце давно уже зашло, и мы рѣшили   возвратиться   къ дому, тѣмъ болѣе, что и ноги уже отказывались служить намъ. Для сокращенія пути жы пошли черезъ огороды колонистовъ и скоро дѣйствительно добрались до жилищъ.

На слѣдующій день мнѣ предстояло осмотрѣть южную часть осхрова. Вставъ по обыкновенію съ восходомъ солнца, я тотъ же чисъ отправился на поиски. И на этотъ разъ меня сопровождалъ Якубъ Якубовичъ. Мы избрали путь отъ колоніи вдоль лѣваго берега Новаго Днѣпра; къ плавнямъ. Скоро оставили мы за собой колонію миновали среднія укрѣпленія, балки Шанцевую, Башмачку, Костнну, Корніеву, Липову и наконецъ добрались до высокаго

жительныхъ страданій, пятаго іюля, покончилъ свое земное существованіе, проживъ 79 съ половиной лѣтъ. За нимъ послѣдовала и его супруга, безотлучно находившаяся при больномъ супругѣ и заразившаяся тою-же болѣзнью. Какъ и Осипу Михайловичу, Ѳео-досьѣ Андреевнѣ было также 79 съ половиной лѣтъ. Оба похоронены на городскомъ кладбищѣ Александровска. «Генералъ-маіору, бывшему кошевому атаману запорожскихъ козаковъ, Осипу Михайловичу Гладкому»,—такъ гласитъ надпись, сдѣланная па неболъшомъ крестѣ;   поставленномъ сыномъ усопшаго   Василіемъ   Осиповичемъ

Гладкимъ на могилѣ отца.

Изъ всѣхъ дѣтей бывшаго кошеваго атамана запорожскихъ козаковъ въ настоящее время осталось толыко двое: Василій Осыповічъ, въ отставкѣ подполковникъ, и Наталья Осиповпа.

Было около полуночи, когда я оставилъ г. Александровскъ и отправился на пароходную пристань. На палубѣ, упоенный прелестью ночи, задумчиво сидѣлъ пароходный слуга.

—  Какой пароходъ?

—  Кпязь Барятинскій.

—  Когда отходит?

—  Завтра въ одинадцать часовъ дня.

Я спустился въ каюту, тамъ не было ни души. я осмотрѣлся по сторонамъ каюты: это была комната средней величины, съ невысокимъ потолкомъ, какъ вобще на рѣчныхъ пароходах,  но такъ хорошо   обставленная, такъ чисто. въ ожиданіи   пассажировъ, прибранная и даже вентилированная, что в ней  чувствовалось въ одно время и удобно, и легко. Пароходъ чуть замѣтно   покачивался   на быстромъ теченіи воды. Пользуясь полнымъ просторомъ, я тотчасъ же все приспособилъ по своему вкусу, потушилъ  лампу,   открылъ окна, и расположившись на мягкомъ клеенчатомъ диванѣ, весь отдался теченію своихъ мыслей.

Настроенное въ теченіи нѣсколькихъ дней на одинъ тонъ мое воображеніе работало неустанно; я чувствовалъ изнеможеніе, усталость и не могъ побороть томившихъ душу воспоминаній; во мнѣ поднимался жаръ и я вышелъ на палубу, чтобы освѣжыться прохладою ночи. Стояла тихая, украиская ночь, воспѣтая безсмертнымъ Гоголемъ, съ ся чарующимъ дѣйствіемъ на все живущее. Предо мною, въ нѣкоторомъ отдаленіи, вырисовывался очерченный на половину гранитными скалами островъ,—прославлейная поэтами и исто-риками, измѣренная теперь и моими ногами Хортица. Вокругъ острова, во всѣ стороны, вверхъ и внизь, широко разлился Днѣпръ-Славута. богатырь рѣка; и какъ-бы утомленнй вѣковѣчною борьбою съ утесами, тихо катилъ въ безграничную даль свои могучія  воды.

                                                Эхъ ты Двѣпръ, ты мой широкій,

                                                 Двѣпръ широкій  и глубокій,

                                                Ты куда, родной, плывешь?

Луна   въ   полномъ   блескѣ стояла въ небѣ и яркимъ,   чарующимъ свѣтомъ серебрила и легкую,  чуть примѣтную   зыбь   днѣпровскихъ водъ,   и широко раскинувшійся на островѣ лѣсъ,   полный   величія, прелести, обаянія. А изъ лѣсу неслись безконеныя, едва уловимыя трели соловья, звонко раздаваясь внизъ и вверхъ по рѣкѣ. Въ воздухѣ чувствовались та мягкость и нѣга, которыя ни на минуту не даютъ успокоиться вашимъ нервамъ и помимо   воли  настраиваютъ воображеніе на высокій мечтательный тонъ. Думамъ,   мечтамъ   мо-имъ,   казалось,   не будетъ конца: въ   моемъ   воображеніи   толпами роились   дивные,   дорогіе, давно забытые образы. Глаза   мои   приковались к острову, такъ богатому своимъ прошлымъ. Мысль стремилась раздвинуть таинственную завѣсу, набросанную   вѣками   на это поэтическое и величественное мѣсто, и только суровая,  неумолимая дѣйствительность охлаждала меня и разсѣевала   мои   мечты. Да,   здѣсь   была первая колыбель славной   въ свое   время   низовой вольницы, рыцарей вѣры Христовой, враговъ   ислама,   сермяжныхъ носителей   высшихъ   идей   свѣта н правды,   свободы,   равенства   и братства. Въ формѣ грубой и дикой, условленной и  самым дѣломъ и тогдашнею степенью культуры, стремились они къ осуществленію своихъ  идеаловъ;   но не суждено было  имъ путемъ   естествеинаго самостоятельнаго   развитія   перейти кь болѣе мягкимъ  и лучшимъ формамъ гражданственности и общежитія и, какь-бы въ видѣ горькой ироніи судьбы, пришлый нѣмецъ,  чуждый всякой связи съ колыбелъю ихъ   подвиговь,   флегматично бороздитъ упитанную ихъ  кровью   и пересыпанную остатками ихъ бранныхъ доспѣховъ. землю, воспитывая традиціонный свой картофель и, быть можетъ, мечтая втихомолку о своемъ Faterland΄ѣ, какъ избранный народъ  Божій о своемъ Іерусалимѣ...

 

 

 

Стугонить Дпипро ио скеляхъ,

Бьетця объ пороги;

Все питае:   <де-ж'ь вы, дити?

Де мои небоги?>

Стугонить Днипро зъ порогивъ,

Лине до Хортыци,

Каже: «Байдо, де-жъ твій городъ,

Стягь и гакивныци?

Де та Сича, що якъ море,

Силою кипила;

Тая воля; що въ поядолли

Пекломъ клекотила?>

Розвалилися редуты

И ровы густою

Отъ пизивъ и до вершины

Вкрылися травою.

Въ граняхъ Сичи спить нерушно

Камьяна планина;

Землю, славою покрыту,

Топче товарина.

На козачимъ вжитку нимци

Хатъ пабудували,

Грунтъ пошарпали, побили,

Раломъ заорали.

Воля, ретязомъ повита,

Въ плавняхъ спочивае;

Слава, кровыо перелита,

Но свиту литае…

А Днипро бижить до моря,

Все пита Хортыци:

«Де-жь та Сича? де-жъ той Байда?

Стягь и гакивныци?»[7])...

С.Петербургъ,1885 г.,                      Д. И. Эварницкій.

                                   20 октября.

 


[1]) По Мышецкому это Сухая, Великая и Нижняя Хортицы; въ настоящее время рѣчекъ этихъ пѣтъ, а вмѣсто ихъ есть только сухіе овраги.

[2]) Изъ преданій, записанныхъ Я. II. Новицкимъ.

 

[3] ) Русск. лѣт. по Ннкон. списку. Спб.,  1791 г., стр. 272 и 273

[4] ) Путевыя   записки   Эр. Лассоты.   Одосса, 1873 г.,   стр. 53.   См. также Карамзина   Истор, госуд. рос. Сиб.; стр. 262;   Бантышъ-Каменскій. М. 1842 г., томъ II, стр.  ПЗ; Маркевнчъ, Исторія Малороссін, М. 1842 г., стр.  1, 45.

[5] ) Яковъ Шахъ, сперва генералышй есаулъ, а потомъ, съ 1582 года, гетманъ малорусскихъ козаковъ.— Семеновъ   Исторія Малороссіи, Москва.  1874 года, томъ I, стр. 71.

[6] )

[7] )Изъ стихотворения Я.И.Щоголева.Харьковъ, 1883 г., декабря 12.

 

Дозволено цензурою.Кіевъ, 6-го января 1886 года.

Кіевъ,Типографія Г.Т.Корчакъ-Новицкаго, Михайловская ул., собств. домъ.