Города России зашумели от боестолкновения на Хованском кладбище в Москве. Народ поднял головы и удивился.

 А чему удивляться?

 В Москве и других крупных городах России спокон веков были разборки за «право» сшибать деньгу на похоронных делах. Там много тайн и крови. Единственная новация – последние 15  лет всё больше подминает этот бизнес чиновничья крыша, переходя дорогу предприимчивым абрекам и джигитам.

 Между прочим, по-украински «ховаты»  значит хоронить, а «поховаты» - похоронить… И страсти на этих печальных аллеях и вокруг похоронных услуг были, есть и, похоже, долго ещё будут бурлить у нас на людоедском уровне.

 Предлагаю на актуальную сегодня тему главу из романа Дирижабль СОЮЗ о том, как решали деликатно-похоронные дела в Москве в далёком 1972-м…

Чтоб тебе в Москве помереть!..

… Нынешнее лето не такое жаркое, как прошлое, когда весь август горели леса и в Москве было не продохнуть, но и, слава создателю, не холодные-голодные лета военной поры…

Занимаясь устройством Любы в Москве, Серба старался откручиваться от командировок, находя десятки предлогов оставаться в Москве.

А тут, кстати, заместительница Сербы Клавдия Михайловна попросила отпуск за свой счёт для ухода за престарелым отцом, – врачебный прогноз оставил старику день-два на завершение мирских дел.

Ну, и остался Серба в отделе втроём с новым заместителем – Мишей Аносовым и верной планировщицей Людмилой Германовной. Какие теперь командировки, успеть бы втроём на телефонные звонки отвечать…

… Клавдия Михайловна отсутствовала две недели. Один раз  позвонила Семёну, сообщив, что отец умер, а она занимается похоронами.

Но когда вышла на работу, повязанная по-старушечьи чёрной косыночкой, то вокруг неё тотчас образовался как бы кружок пламенных революционерок. Женская часть Управления, бросив техусловия, договора и визжащие телефоны, сгрудилась вокруг Клавдии Михайловны, благоговейно внимая рассказу о её  страстях египетских.

Краем уха слышал рассказ и Семён  Серба.

– Вы же помните, девочки, какая жара стояла в Москве в начале месяца? Воробьи и голуби издыхали от жажды… А что творилось в квартирах, сами знаете, парилка в Сандунах прохладнее.

Так вот, отмучился мой батяня по полной программе. Неоперабельный рак желудка. А умер утром, прошептав единственное слово – “Устал…”

И вот, представьте, началось. Родных никого уже не осталось, сын Колька, мой брат, в загранкомандировке на Кубе, соседи, как всегда, не помощники… Сестра Рита пока не знает, трудно дозвониться до Рузы…

Пока пришла участковая удостоверить смерть, потом полдня ждала участкового тоже бумажку написать, а когда я кинулась звонить, чтобы забрали в морг, так те отказали, ответив, что забирают или подлежащих вскрытию или бичей вокзальных. А у вас, мол, участковая оснований  для вскрытия не усмотрела, значит, хороните из квартиры, как все нормальные люди…

Спасибо, сестра Рита получила телеграмму и  приехала из Рузы. Подключилась…

Ну, и утром начали обзванивать знакомых, кто знает, что делать и как. Вроде договорились насчёт места на Троекуровском, оттуда же прислали плотника снять мерки для гроба.

Правда, плотник приехал быстро, к часу дня. Но, осмотрев покойного, ничего измерять не стал, а выругал. Говорит, что же вы зря меня пропариться в метро заставили, а сами покойника не подготовили. Он же у вас взорвётся, того и гляди. Смотрите, как распёрло бедолагу!

И действительно, на отца было страшно смотреть – живот на полметра горбом встал, так вспучило…

Но пожалел нас плотник  и дал телефончик добрых людей, помогающих в таких случаях.

Я позвонила, и два спеца появились мигом, в течение часа.

– А, – говорит главный, – запущенный экземпляр, чистить надо основательно. Вы, что, – выговаривает мне, – смрада не слышите?..

И вправду, запах тления уже слышался вовсю, хотя мы с сестрой вроде и внюхались…

– Давайте таз и пару полотенец на выброс, – сказал санитар, – чистить буду. Крючьями и скребками через анус. Каждый таз – 25 рублёв!.. И за заказ 400. Зато выпотрошенный трупик будет загляденье и в любой гроб уляжется по стойке смирно. Не понял?  Платить готовы или сами почистите?

Я чуть в обморок не упала.

– Начинайте! – Говорю, а сама вспоминаю, сколько денег в доме. Прикинули  с сестрой, вроде рублей семьсот  набирается. Для начала, похоже, хватит… Завтра с утра в сберкассе можно будет снять, вдруг не хватит.

Дали потрошителям большую миску эмалированную и два стареньких махровых полотенца, а те развернули принесённые с собой пакеты. Внутри оказались действительно какие-то длинные, с полметра, медицинские никелированные крючья и скребки.

И вот, представьте, эти живодёры стали через задний проход из отцового тела извлекать кишки и всякие другие органы и отходы.

Я не выдержала и побежала к комоду налить в рюмку валерьянки и выпила, без счёту, капель тридцать, не разводя водой. Затем накапала сестре…

Хорошо, что эти спецработники не заставили меня выносить миски с их добычей. Один из них накрыл миску полотенцем и отнёс во двор в мусорный контейнер…

И так он ходил четыре раза…

– Всё! – Сказал, наконец, главный специалист, зверски улыбаясь. – Жених, как огурчик! Я ему в зад для гарантии двадцать грамм марганцовки засобачил! Можете прямо сейчас  обряжать. Подотрите только под жопой, сквозь полотенце малость просочилось… Где здесь инструмент помыть можно?..

Я уже не плакала, было нечем плакать. Но что ещё доставало, так это мерзкие голодные мухи, неизвестно откуда взявшиеся, быть может, из мусоропровода за лифтом, потому что дверь была постоянно туда-сюда…

Короче, обошлась эта дикая услуга в 500 рублей, но я бы и больше отдала, если бы  потребовали…

И вот как ушли эти шустрые с крючьями, так всё стало  более или менее делаться путём. Не прошло и часа, как появился кладбищенский плотник и молча замерил рост и размер груди. Также несложно получилось договориться с Москоммунхозом и насчёт катафалка…

– Как же вы потом обряжали, куда положили? – Спросила Галка Бочонкина.

– Куда-куда… На две табуретки положили снятую с петель кухонную дверь. Хорошо, что сплошная попалась. Сосед дядя Кирилл  снял дверную ручку и вообще даже помогал тело одеть и побрить…

А уже часам к четырём, когда солнце так повернулось, что заглянуло в окно, луч упал на отцово лицо, осветил нос, щёку, добрался до губ. И мне показалось, что на его губах, мученически скривленных, вроде затеплилась улыбка…  И я, а за мной и сестра, разрыдались!..

– Клавдия Михайловна! А попа звали?– Поинтересовалась Грета Зиновьевна. – Я, когда тесть помер, звала. Но  очень дорого взял, мракобес…

– Ну что ты, Грета, какой поп? Мой папа кадровый чекист. Попов  с лица земли сводил, а ты – звать…

Короче, на третий день весь этот ад закончился тем, что мы с сестрой пригласили наличных соседей, да двоюродный брат с женой пришли. В таком составе посидели, поплакали, повспоминали маму, деда и бабулю. Дед погиб при обороне Москвы в 41-м, а бабуля тогда же, надорвалась и простудилась на рытье окопов в Химках.

Вот так я и похоронила отца родного, и эти три жутких дня будут мне сниться до конца моего века…

– Клавдия Михайловна! – Нарушил тишину незаметно подошедший Рабинович. – Зря вы нам никому не позвонили, общественность не подключили… Но хотя бы теперь мы не должны остаться в стороне. Я решу с Антоновым. Полагаю, полтора-два оклада сможем оформить, как материальную помощь по такому случаю…

Баба Клава не выдержала, припала к плечу Диамата Хацкелевича и горько разрыдалась…

/Глава из романа Дирижабль СОЮЗ/